«Понедельник, 3 августа. Сегодня утром царь пришел в комнату Алексея Николаевича. Он не похож на себя. Вчерашнее мероприятие переросло в мощную манифестацию. Когда он появился на балконе Зимнего дворца, люди, собравшиеся на площади, упали на колени и запели гимн Российской империи. Энтузиазм людей показал царю, что это будет, без сомнения, война всего русского народа.

   Я знаю, что вчера в Зимнем дворце царь принес торжественную клятву не заключать мир, пока хоть один вражеский солдат будет оставаться на русской земле. Принеся эту клятву перед всем миром, Николай II подчеркнул характер этой войны. Это война до конца; на карту поставлено само существование России.

   Сегодня царица долго беседовала со мной. Она пылала негодованием после того, как узнала, что по приказу Вильгельма II вдовствующая императрица не смогла продолжить свою поездку в Санкт-Петербург и была вынуждена отправиться из Берлина в Копенгаген.

   – Можно ли представить себе, что монарх арестовывает императрицу? Как он мог опуститься до этого?! Он до неузнаваемости изменился с тех пор, как к власти пришла партия милитаристов, ненавидящих Россию. Но я уверена, что его против воли заставили начать войну. Его втянул в эту авантюру кронпринц, который открыто возглавил пангерманских милитаристов и, судя по всему, не одобряет политику, проводимую отцом. Это он заставил отца пойти на такой шаг.

   Я никогда не любила Вильгельма – он неискренен. Он тщеславен и всегда изображает из себя комедианта. Он упрекал меня за то, что я ничего не делаю для мании, и делал все возможное, чтобы вбить клин между Россией и Францией, хотя я никогда не считала, что это идет России на пользу. Он никогда не простит мне этой войны.^[29]

   Вы знаете, что государь позавчера вечером получил от него телеграмму? Ее доставили за несколько часов до объявления войны. В этой телеграмме требовали незамедлительного ответа, который только и мог предотвратить страшное несчастье. Он опять пытался таким образом обмануть государя, если только телеграмму не задержали в Берлине те, кто желал этой войны.

   Вторник, 4 августа. Германия объявила войну Франции. Я также слышал, что в Швейцарии тоже объявлена мобилизация. Был в консульстве и получил предписание о моем отъезде.

   Среда, 5 августа. Повстречался с царем в парке. Не скрывая удовольствия, он сказал мне, что в результате нарушения нейтралитета Бельгией Англия вступила в союз со странами, противостоящими Германии и Австро-Венгрии. Нейтралитет же Италии кажется прочным.

   Мы уже выиграли одно дипломатическое сражение. За этим последует и победа на поле боя, и благодаря помощи Англии победа придет раньше, чем мы думаем. Германии противостоит вся Европа, за исключением Австрии. Наглость и деспотизм германских правителей стали непереносимы даже для их союзников. Возьмите, к примеру, итальянцев.

   Сегодня вечером у меня был еще один долгий разговор с царицей, которая и слышать не хотела о моем отъезде в Швейцарию.

   – Это смешно! Да вы и не доберетесь туда. Сообщение между странами прервано.

   Я сказал, что достигнута договоренность между французским посольством и швейцарским представительством и что мы должны ехать все вместе через Дарданеллы.

   – Проблема в том, что если у вас и есть шанс (очень маленький!) попасть домой, то вот вернуться сюда у вас уже не будет никакой возможности до самого конца войны. А раз Швейцария не будет воевать, то вы будете просто, ничего не делая, сидеть дома.

   В этот момент доктор Деревенько вошел в комнату. В руке у него был листок бумаги с сообщением о том, что Германия нарушила нейтралитет Швейцарии.

   – Опять! Они, должно быть, сошли с ума! – вскричала царица. – Они совсем голову потеряли!

   Поняв, что теперь не сможет меня удержать, она оставила свои попытки уговорить меня и мягко заговорила о родственниках, которые не получат от меня известий еще довольно долго.

   – Я сама ничего не знаю о своем брате, – добавила она. – Где он? В Бельгии или на границе Франции? Я даже и подумать боюсь о том, что с ним и где он. Император Вильгельм может отомстить мне, послав его на русский фронт. Он вполне способен на такой чудовищный поступок! Что за ужасная война! Сколько зла и страданий она принесет… Что станет с Германией? Какое унижение и какое падение уготованы для нее? И все это за грехи Гогенцоллернов – их идиотскую гордость и непомерное честолюбие. Что случилось с Германией моего детства? У меня сохранились такие счастливые и поэтические воспоминания о детстве, проведенном в Дармштадте, и друзьях, которые там были у меня. Однако, когда я позже приезжала туда, Германия казалась мне совершенно другой страной, – страной, которую я никогда не знала… Я не находила общих мыслей и чувств практически ни с кем, за исключением друзей моих давно ушедших дней. Пруссия уничтожила Германию. Немцы были обмануты. В их сознание стали вживляться ростки ненависти и мщения, что совершенно несвойственно их природе. Борьба будет ужасной, и человечеству предстоит пройти через невиданные страдания…

   Вторник, 6 августа. Сегодня утром я ездил в город. Нарушение нейтралитета Швейцарии пока официально не подтверждено и считается маловероятным. Через Дарданеллы проехать невозможно, поэтому наш отъезд откладывается, и мы пока не знаем, когда это произойдет. Неопределенность нервирует и мучает меня.

   Воскресенье, 9 августа. Царь сегодня еще раз беседовал со мной. Разговор был долгим. Как и раньше, он говорил с той откровенностью и доверительностью, которую можно объяснить чрезвычайными обстоятельствами, в которых мы оказались. Раньше ни царь, ни его жена не обсуждали со мной политические вопросы, но из ряда вон выходящие события последних дней и тот факт, что я непосредственно связан со всеми их тревогами и бедами, что я стал близким им человеком, привели к тому, что на некоторое время условности этикета и придворной жизни перестали для нас существовать.

   Сначала царь рассказал мне о торжественном заседании Думы, которое состоялось накануне. Он поделился со мной тем, насколько его порадовал решительный и полный достоинства подход депутатов к сложившейся ситуации и их искренний патриотизм.

   – Депутаты вели себя самым достойным образом. Дума выразила настрой всей страны, ведь вся Россия болезненно переживает оскорбления, нанесенные Германией… Теперь я с уверенностью смотрю в будущее. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы не допустить эту войну, и я готов пойти на любые уступки, не роняя при этом достоинства и чести страны. Вы не можете себе представить, как я рад, что с неопределенностью покончено. Я никогда не переживал более тяжелых дней, чем те, которые предшествовали началу войны. Я уверен, что сейчас в России начнется настоящий подъем, как в великие дни 1812 года.

   Среда, 12 августа. День рождения Алексея Николаевича. Сегодня ему исполнилось десять лет.

   Пятница, 14 августа. Великий князь Николай Николаевич,^[30] главнокомандующий русской армии, отбыл на фронт. Перед отъездом из Петергофа он приехал в Александрию, чтобы передать царю первый трофей этой войны: автоматическое ружье, захваченное у немцев во время одной из стычек, которыми ознаменовалось начало военных действий на Восточно-Прусском фронте.

   Суббота, 15 августа. Вчера вечером сказали, что мне официально разрешено не возвращаться в Швейцарию. Мне сказали, что это результат действий, предпринятых в Берне господином Сазоновым по просьбе ее величества. В любом случае я сомневаюсь, что находящиеся здесь швейцарцы смогут покинуть страну.

   Императорская семья отправится 17 августа в Москву, где царь, согласно древнему обычаю, испросит у Бога благословения для себя и своего народа в этот трагический момент.

   Понедельник, 17 августа. Прибытие их величеств в Москву было одним из самых впечатляющих и трогательных событий, которые я когда-либо видел.

   После торжественной встречи на вокзале царский кортеж двинулся к Кремлю. На площадях и улицах города собрались толпы людей, люди забирались на крыши магазинов и ветви деревьев. Они забирались в витрины магазинов, собирались на балконах и высовывались из окон домов. Нескончаемый перезвон несся над Москвой, и одновременно тысячи людей запели русский гимн, мощный и прекрасный, исполненный истинной веры и самого глубокого и чистого чувства:

 

Боже, царя храни!

Сильный, Державный,

Царствуй во славу,

Во славу нам.

 

   Стоя у церковных дверей, через которые можно было видеть трепещущее пламя горящих перед образами свечей, облаченные в праздничные одежды священники с распятиями в руках благословляли проезжающего мимо царя. Вот гимн смолк и зазвучал снова, взмывая к небу, словно молитва:

 

Боже, царя храни!

 

   Процессия подъехала к Иверским воротам.^[31] Царь вышел из экипажа и по традиции вошел в часовню, чтобы поцеловать чудотворную икону Иверской Божьей Матери. Он вышел, сделал несколько шагов и затем остановился, возвышаясь над многочисленной толпой. Его лицо было суровым и сдержанным. Он стоял, не двигаясь и прислушиваясь к голосу своих подданных. Казалось, он и его народ были единым целым. Он снова мог слышать биение сердца России…

   Затем он повернулся лицом к часовне, перекрестился, надел фуражку и медленно пошел к экипажу, который исчез за старыми воротами и направился к Кремлю.

   Сегодня Алексей Николаевич опять жалуется на боли в ноге. Сможет ли он завтра ходить, или его придется нести, когда их величества направятся в собор? Царь и царица в отчаянии. Мальчик уже не смог присутствовать на церемонии в Зимнем дворце. Так всегда случается, когда ему надо появиться на публике. Можно быть заранее уверенным, что что-нибудь помешает ему. Кажется, его преследует злой рок.

   Вторник, 18 августа. Когда Алексей Николаевич утром обнаружил, что не может ходить, он впал в отчаяние. Состояние его было ужасным. Их величества все же решили, что он будет присутствовать на церемонии. Его понесет на руках один из казаков царя. Это было огромным разочарованием для родителей, которые никак не хотят, чтобы среди их подданных распространился слух о том, что наследник престола нездоров.

   В 11 часов, когда царь появился на верхней ступени Красного крыльца, огромная толпа, собравшаяся на площади, устроила ему грандиозный прием. Он медленно спустился по лестнице с царицей под руку и во главе длинной процессии медленно прошел по мосткам, соединяющим дворец с Успенским собором, и под крики ликующей толпы вошел в церковь. Митрополиты Киевский, Петербургский и Московский, а также другие представители высшего духовенства присутствовали на церемонии. Когда служба закончилась, члены императорской семьи по очереди подошли к священным реликвиям и поцеловали их. Затем они преклонили колени перед могилами патриархов. После этого отправились в Чудов монастырь, чтобы поклониться могиле святого Алексея.

   Их величества давно вернулись во дворец, а люди все приходили и приходили на площадь в надежде увидеть их снова. Даже несколько часов спустя там можно было видеть сотни людей.

   Четверг, 20 августа. Воодушевление народа растет день ото дня. Кажется, что жители Москвы так горды от того, что с ними – их царь, что хотят как можно дольше удержать его проявлениями своей горячей любви. Демонстрации становятся все более спонтанными, шумными и выразительными.

   Каждое утро мы с Алексеем выезжаем на машине на прогулку. Как правило, мы едем на Воробьевы горы, откуда открывается потрясающий вид на долину реки Москвы и на город царей. Именно отсюда Наполеон смотрел на Москву, перед тем как войти в город. Вид действительно восхитительный. Внизу, у подножия холма, расположен Новодевичий монастырь, со своей укрепленной стеной и шестнадцатью мощными башнями. Чуть далее виден священный город с его 450 церквями, дворцами, парками, монастырями, золочеными куполами и бесчисленными крышами самых причудливых цветов и форм.

   Когда утром мы возвращались с нашей обычной прогулки, толпа была столь плотной, что шофер был вынужден остановиться в одном из узких переулков Якиманки. В основном толпа состояла из простонародья и крестьян, которые приехали в город за покупками или в надежде увидеть царя. Не успели мы остановиться, как толпа взревела в одном порыве: „Наследник!.. Наследник!..“ Толпа надвинулась на нас, окружила со всех сторон, и мы, можно сказать, оказались пленниками этих мужиков, рабочих, приказчиков и мелких купцов, которые толкались, кричали, отчаянно жестикулировали и вообще вели себя как одержимые, пытаясь получше разглядеть цесаревича. Постепенно некоторые женщины и дети осмелели, влезли на подножку машины и стали просовывать руки внутрь. Когда кому-то из них удавалось дотянуться до мальчика, они торжествующе кричали: „Я дотронулся до него… Я дотронулся до наследника!..“

   Алексей Николаевич, напуганный этим проявлением слепого обожания, сидел в глубине машины. Он был бледен и несколько озадачен этой неожиданной встречей со своими будущими подданными. Их любовь к нему начинала принимать экстравагантные формы, которые были ему в диковину. Он немного успокоился, когда увидел добрые улыбки окружавших его людей, но все равно его смущало то, что он неожиданно для себя оказался в центре внимания и не знал, что делать и говорить.

   Я уже лихорадочно думал (не без доли тревоги), чем все это может закончиться. Дело в том, что поскольку ни время, ни маршрут поездки нельзя было знать заранее, то полиция ничем не могла нам помочь. Я начал опасаться, что мы можем столкнуться с каким-нибудь неприятным инцидентом.

   К моему глубокому облегчению, откуда-то появились двое городовых – они были огромного роста, свистели в свои свистки и что-то кричали. Толпа сразу же успокоилась – это была беспрекословная и не задающая лишних вопросов покорность русского мужика. Толпа отхлынула и выпустила нас из своего кольца. Затем я велел Деревенко, который следовал в другой машине, ехать вперед, и так нам удалось вырваться на простор.

   Пятница, 21 августа. Перед возвращением в Царское Село их величества решили посетить Свято-Троицкий монастырь, наиболее известную святыню России после всемирно знаменитой Киево-Печерской лавры. Поезд довез нас до небольшой станции Сергиево, оттуда мы добрались до монастыря на машине. Этот монастырь, раскинувшийся на вершине холма, можно было бы принять за укрепленную крепость, если бы белые башни и золоченые купола не указывали на его истинное предназначение. За свою долгую историю этот оплот православной церкви не раз подвергался нападениям врагов, самым знаменитым из которых была шестимесячная осада монастыря тридцатитысячной польской армией в начале XVII века.

   Подобно Москве и городам Верхней Волги, этот монастырь является местом, где прошлое соседствует с настоящим. Он вызывает к жизни образы русских бояр, великих князей московских, а также первых царей и словно рисует картины исторической эволюции русского народа.

   Императорская семья присутствовала на богослужении, а затем преклонила колени перед мощами святого Сергия, основателя этого монастыря. Затем архимандрит передал царю икону, написанную на фрагменте гроба одного из самых почитаемых в России святых. В старину этот образ всегда сопровождал царей в военных кампаниях. По приказу царя икону отправляют в Генштаб и помещают в полевую часовню главнокомандующего.

   Царь, царица и их дети посетили маленькую церковь Святого Никона, а затем провели несколько минут в древней резиденции русских патриархов. Поскольку времени у нас было мало, мы решили отказаться от посещения скита, который находится недалеко от монастыря. В соответствии с традицией, которой все еще следуют в России, некоторые отшельники строят себе скиты в подземных клетушках с укрепленными стенами. Они живут в молитвах и соблюдают строгий пост до самого конца жизни в полной изоляции от всего мира. Щель, сквозь которую им передают пищу, – это единственный способ их общения с внешним миром.

   Императорская семья попрощалась с архимандритом и покинула монастырь в сопровождении толпы монахов, которые окружили машины».