7 декабря
Так мне жалко было покидать своих. Я не взял ни Машутки, ни Верушки, хотя они и просились. Моя Маруся, конечно, поехала меня провожать. Алекс<андр> Никол<аевич> занял место. Вагон большой, без мягких сидений, постепенно наполняется.
Поезд трогается только полтора часа после срока. Публика солдаты, несколько женщин, кучка матросов человек в двадцать. Это все молодежь, и дурно воспитанная молодежь. Всем они мешают, кричат, ругаются, плюются, поют неприличные песни. Большевики — это само собой разумеется, но, в сущности, наверное, люди не дурные.
Я старался догадаться, есть ли среди них агенты большевиков, и кажется, угадал кто. Это сравнительно пожилой матрос, с хриплым голосом, с манерами кафешантанного певца. Он всех веселил, он запевал, он рассказывал непристойные анекдоты, и он же время от времени вставлял фразу не то что большевицкого стиля, а так, около. «Бога на свете нет, я не видал его. Кабы Бог был, нас бы не посылали на войну» и т. п.
Вся эта компания говорила по-русски и пела по-русски, русские песни, русские романсы, среди эстонских песен и романсов «Наливай, брат, наливай», «Сердце страдало» и т. д. Очевидно, связь с Россией есть, настоящей ненависти нет, все это раздуто, искусственно возбуждено.
Они вышли в Вейсенберге. Куда? В Кунду, что ли?
Перед Нарвой вагон наполнили русские, не то беженцы, не то обыватели. Разговоры русские о непорядках, хищениях, злоупотреблениях и т. д. Мне жалко было маленького ребенка, ехавшего в этой атмосфере дыма, грязи, криков и шума.
В Нарве нас встретил Тизенгаузен на автомобиле. Как дела? Дела плохи! С одной стороны армия разваливается, с другой стороны притеснения (?) мешают не только жить, но мешают воевать. Даже по улицам приходиться ходить с билетом. Солдат задерживают и отправляют в концентрационные лагеря.
Вавилов, маленький чудской мужчина, наш вестовой, по-видимому, обрадовался меня увидеть. Он болтун, и я дал ему возможность побеседовать.
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 3908
