19 ноября
Ник<олай> Николаевич> вчера не уехал, а уехал сегодня, оставив Родзянко, но решив, что Глазенап будет командующим армией. Он повез его, чтобы представить Лайдонеру. Воображаю, сколько встретится препятствий и со стороны Лайдонера, и нашего правительства. Оно образовало комитет для договора с эстонцами, Лианозов, Маргулиес, Горн. Воображаю, что они решат, и решат без армии. Может быть, Глазенап поможет выяснить потребности армии. Он решил твердо очистить армию и реорганизовать ее и сделает это или сломает себе шею. Вернее сломает шею.
Юденич сперва предлагал ему быть нач<альником> штаба, потом временно командовать армией. Глазенап твердо отказался от всякого компромисса.
Я просил Юденича показать перед отъездом Родзянко предложение англичан помочь сформировать кавалерию и обещать ему поручить это дело; Юденич согласился, но не сделал этого: к нему приехал Пален и доложил, что н<ачальни>ки дивизий и командиры полков просят назначить Родзянко командующим армией. Как Вы на это посмотрите, Ваше В<ысокопревосходительст>во? Как на бунт, ответил Юденич. Поеду и брошу вас. Нашел чем пугать сейчас. А еще отрешу от командования. И это, по-моему, никого не пугает по настоящим временам. Скажите, какая сладость командовать.
Вандам получил предложение Степанова (?) от имени Колчака ехать с осведомительной целью в Лондон и Париж. Юденич согласился. Вандам пришел ко мне сияющий, я рад за него, но я постарался, как умел, обстричь ему когти против Юденича. Наш разговор кончился тем, что Вандам стал уверять, что немцам невыгодно было такое сочетание, как Юденич и он, и они старались расстроить эту комбинацию. Комик! Я сказал Вандаму, что многие его считают смертельным врагом Юденича. Он отрицает это и говорит, что Юденич, конечно, не чувствовал его вражды.
Но свинтус Вандам. Он так торопится ехать, что готов кому угодно сдать должность. Он мне сказал сам, что Ветренко
421 не человек, а мразь, а теперь предлагает Ветренко в нач<альники> штаба. Я указал ему на это... свинство. Я сказал, что нельзя всему начальству покидать тонущий корабль с такой поспешностью. «Это не корабль, а простая лодка, — ответил мне Вандам с раздражением. — Корабль — это Россия, и я... еду спасать ее». Он не сказал последние слова, но мысль была такова.
Вандам родственник Ведякина и Пермикина, он их поддерживал. А эти господа грабят как настоящие разбойники. Говорят, они вывезли большое имущество из Гатчины. Говорят, что лейт<енант> (?) Вознесенский
422 тоже попользовался порядочно. Будем живы — расправимся.
Юденич с трудом уехал. Препятствие за препятствием. Насилу собрали экст<ренный> поезд. Приехал Алексеев, больной, постаревший, Юденич хотел оставить его здесь, в Нарве. Я уговорил взять его с собой. В душе, наверное, Алексеев мне благодарен.
Написал письма домой, милой моей дорогой жене. Думаю о ней, думаю о моих милых, прелестных девочках, о Машутке и Верчике. Думаю и молюсь за них.
Рад был узнать, что Алеша уезжает опять в Гельсингфорс.
Узнал от Маруси, что будто бы Ася и дети живы, но страшно бедствуют. Сердце мое сжалось от боли и тоски. На днях я передал Козлову для Аси 30 тысяч советских от имени Вани. Это гроши!
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 3962
