Миллер В. И. Юренев Константин Константинович
Юренев Константин Константинович
Годы жизни: 1888—1938. Член партии с 1905 г. В 1917 г. член Петроградского ВРК, делегат II съезда Советов, член ВЦИК 2-го созыва. В сентябре 1918 г.— июле 1919 г. член РВСР...
(Энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР». (1987).
О Константине Константиновиче Юреневе (настоящая фамилия Кротовский) нет ни книг, ни статей. Есть только несколько биографических справок в различных энциклопедиях, в общем, повторяющих одна другую. Источником, послужившим основой всех этих справочных материалов, была автобиография Юренева, опубликованная в 41-м томе энциклопедии Гранат в разделе «Деятели СССР и Октябрьской революции».
Автобиография начиналась так:
«...родился в 1888 г. в г. Двинске Витебской губернии. Отец служил сторожем на ст. Двинск... Образование я получил в Двинском реальном училище. В 1904 г. впервые вошел в нелегальные кружки учащихся и посещал отдельные собрания местной социал-демократической организации...»
Двинск... Это и родной город Юренева (ныне Даугавпилс Латвийской ССР), и название его первой большой работы, опубликованной журналом «Пролетарская революция» в 1922—1923 годах.
Ко времени 1904—1905 годов Двинск уже имел довольно значительную кожевенную промышленность (заводы Грилихеса, Закгейма и т. д.), спичечную (крупная фабрика Закса), табачную. Крупные кадры рабочих были сосредоточены в Риго-Орловских железнодорожных мастерских (3,5 тысячи рабочих) и в железнодорожном депо.
С точки зрения интересов революционной работы Двинск являлся важным пунктом еще и потому, что в нем квартировали целая пехотная дивизия и дивизионы крепостной и полевой артиллерии. Важен был Двинск и со стратегически-революционной точки зрения, как узел железных дорог на Варшаву, Петербург, Ригу.
О своем вступлении в социал-демократическую организацию Юренев не пишет, но в упомянутой работе есть примечательная фраза:
«В 1904 году (конец) в работу вошла целая группа интеллигентной молодежи. Часть ее работала активно в качестве организаторов, агитаторов и пропагандистов; часть оказывала пассивную помощь (хранение литературы, явочные квартиры)».
О себе Юренев здесь не говорит, но из последующего изложения можно понять, что он принадлежал к первой, активной части.
Как вспоминал впоследствии Юренев,
«Двинская организация ко времени 1905 г. насчитывала в своих рядах несколько сот человек. По своему социальному составу она была пролетарски-ремесленной. Руководящими верхами ее являлись в подавляющем большинстве случаев интеллигенты-учащиеся (студенты, реалисты). Верховодили всем так называемые «профессиональные революционеры» — мученики и герои партии и революции, вынесшие на своих плечах всю тяжесть руководящей работы в годы массового революционного движения».
Особую роль в судьбе молодого революционера сыграл один из «профессионалов» — Д. З. Мануильский, направленный ЦК РСДРП в Двинск в ноябре 1905 года и работавший там под кличкой Мефодий. По словам Юренева, он пользовался наибольшей популярностью в массах среди всех членов комитета; не случайно его называли «обер-агитатором» Двинска. «Брал Мефодий пафосом и юмором, которым искрились его от «широкого сердца» произносимые речи. Как руководитель агитаторской школы Мефодий тоже был вполне на месте»,— писал впоследствии Юренев. Одним из членов этой «школы» был и Костя Кротовский.
Важным направлением в деятельности Двинской организации была работа среди солдат. Ее стали вести уже с 1905 года, хотя, как вспоминал Юренев, «трудность военно-революционной работы в то время была очень велика. Связей с солдатской массой почти не было», но постепенно «организации удалось приобрести довольно значительный круг знакомств и связей с военной средой». Вместе с тем «до начала 1906 года военная работа в Двинске не носила организованного характера и особой «военно-революционной организации при Двинском комитете РСДРП» не существовало». Положение стало меняться с января 1906 года, когда в Двинск вернулась из Маньчжурии боевая дивизия.
«Комитету очень скоро удалось наладить хорошие связи с артиллеристами, пехотинцами. Не только в каждом полку, но и в батальонах, ротах имелись группы наших товарищей. Основной скрепой организации был «ротный комитет». Если в роте было много организованных, то «комитет» избирался, в случае же, если их было 2—3 человека, они и составляли комитет. Собрание представителей рот выбирало батальонный комитет, а иногда, если в батальонах было мало ротных организаций,— прямо полковой. Председатели полковых комитетов и отдельных специальных частей войск (артиллерия, саперы) «составляли» центр военной организации...
Настроение солдатской массы было очень революционное. Почти все руководящие товарищи-солдаты были если не большевиками по убеждению, то по настроению. Они рвались в бой».
Опыт работы в солдатской среде в годы первой русской революции не прошел для Юренева бесследно.
В период его пребывания в Двинске было еще одно направление в партийной работе, опыт которого оказался важен и нужен в 1917 году. Осенью 1905 года при Двинском комитете РСДРП была организована так называемая «боевая дружина». К декабрю она насчитывала около 200 боевиков, главным образом рабочих железнодорожников и кожевенников. Как вспоминал впоследствии Юренев, «боевая дружина разбивалась на «десятки». Во главе «десятки» стоял «товарищ десятский». Высшей организационной единицей «боевки» была сотня с «сотским» во главе. Всей дружиной руководил
один товарищ — «начальник» профессиональный революционер», через которого она была связана с комитетом. И этот опыт оказался впоследствии весьма поучителен.
В конце 1906 года Юренев (Евгений) был избран членом Двинского комитета, который направил его своим представителем в «военный центр», где он работал вплоть до ареста, последовавшего весной 1908 года.
Юренев (которому едва исполнилось 20 лет) был арестован на улице, и так как прямых улик против него не было, то после почти пятимесячной «отсидки» он даже не был предан суду, а без суда отправлен на 3 года в административную ссылку в Архангельскую губернию. В 1911 году, отбыв ссылку в Пинежском уезде, Юренев вернулся в Петербург, где связался с газетой «Звезда», а к началу 1912 года — с группой активных работников РСДРП. Нелегальная работа, аресты... Чтобы скрыться от полиции, переезжает из города в город. Так он жил до Февральской революции 1917 года.
Особо стоит остановиться на событиях 1913 года, когда он вместе с рядом других социал-демократов (и большевиков, и меньшевиков) выступает в качестве организатора «Петербургской междурайонной комиссии». В двух номерах журнала «Пролетарская революция» за 1924 год были опубликованы его обширные воспоминания «Межрайонка (1911 —1917 гг.)», которые помогают понять позицию и поведение Юренева в эти сложные годы. Кстати, именно в это время и возникает Илья Юренев литературный и партийный псевдоним К. К. Кротовского, который затем становится его фамилией.
Летом 1912 года в Петербурге функционировали две основные социал-демократические организации — Петербургский комитет РСДРП (большевиков) и Инициативная группа РСДРП (меньшевиков).
«ПК имел очень мало работников,- пишет он,— частые провалы обессиливали организацию, и в результате работа велась крайне несистематически. Однако «фирма» Петербургского комитета пользовалась у рабочих большим довернем; долгие годы энергичной работы большевиков не прошли бесследно. Беда ПК заключалась в отсутствии сплоченной авторитарной «верхушки»; «чекистски» же настроенная масса имелась во всех районах... Что касается «инициативки», то она, как раз наоборот, имела крепкий штаб и несравненно более слабые, чем у ПК, связи в районах; в некоторых «инициативщики» исчислялись единицами»1.
И далее:
«Разделяя основную политическую линию Петербургского комитета большевиков, мы отвергали многие из его методов работы. Кроме того, мы отказывались «признать» большевистскую конференцию 1912 года конференцией всей РСДРП. Наконец, мы крайне невысоки расценивали истинную силу Петербургского комитета»2.
В этом небольшом рассуждении ключевой момент — неприятие решений Пражской конференции, практически поставивших вне партии всех меньшевиков.
Обычно говорят, что конференция созывалась с участием меньшевиков-партийцев, что их вовсе не собирались изгонять из партии. Все это так. Но курс, взятый Пражской конференцией,— на создание партии чисто ленинского большевизма фактически исключал возможность сотрудничества в одних организациях большевиков и сколько-нибудь значительной части меньшевиков. Этого, очевидно, не мог принять Юренев. Так что «большевизм» для Юренева той поры и для тех, кто разделял его взгляды, означал определенную систему политических воззрений, а не партийную принадлежность. Они были, во-первых, социал-демократами, а только, во-вторых, большевиками, сознание социал-демократической общности мешало им безоговорочно принять решение Пражской конференции.
Было еще одно обстоятельство, которое, очевидно, толкало Юренева и его соратников к стремлению создать единую социал-демократическую организацию вне существовавших фракций,— это наличие значительного слоя социал-демократически настроенных рабочих, не очень ясно представлявших себе суть разногласий между большевиками и меньшевиками. Для них идея «единства» выглядела особенно привлекательной.
«В результате долгих бесед и дискуссий,— писал Юренев,— мы решили начать строительство новой партийной организации, независимой от ПК и от «инициативки». В основу нашей работы мы положили принцип объединения большевиков и революционных с.-д. В отношении к меньшевикам наша позиция была совершенно определенная: мы были за единство с темп из них, кто признавал нелегальную партию и общепартийные решения до последней общей конференции в 1908 году»3.
Перечисляя лидеров «межрайонки», начавшей свое существование с ноября 1913 года, Юренев называет четверку из трех большевиков — А. М. Новоселова, Е. М. Адамович и К. К. Юренева и одного меньшевика — Н. М. Егорова. Однако даже из его воспоминаний можно понять, что идейным лидером новой организации был он сам, действовавший тогда под кличкой Андрей. Им была написана «платформа» «межрайонки», получившая широкое распространение на предприятиях столицы еще и потому, что, как он писал, «Петербургский комитет большевиков в это время почти не функционировал».
В первые месяцы существования «межрайонка» довольно быстро росла. Осенью 1915 года она объединяла лишь 60—80 человек, однако нарастание революционного кризиса в стране привело к подъему межрайонной организации, и накануне Февральской революции в ней насчитывалось 400—500 членов.
Наверно, не без влияния Юренева видное место в программе «межрайонцев» занимала работа в армии, а с началом первой мировой войны была поставлена задача — создать свою военную организацию. Как вспоминал Юренев, «связи с казармой у нас имелись как в Петербурге (Кексгольмский и Преображенский полки), так и в Кронштадте, но организованных ячеек не было». Из-за провалов длительное время создать военную организацию «межрайонцам» не удавалось. Только в 1916 году были установлены прочные связи с частями, находившимися в пригородах столицы (в Ораниенбауме, Красном Селе) и даже в соседней Новгородской губернии, где стояли кавалерийские части Петроградского военного округа. Впоследствии, в дни Февральской революции, активное выступление всех этих частей было во многом результатом предшествующей агитационно-пропагандистской работы.
В революционной работе Юренева был перерыв с февраля 1915 по февраль 1916 года — его арестовали. После выхода из тюрьмы он вернулся к партийной работе, но именовался уже не Андреем, а Ильей. Так, в феврале 1916 года и появился окончательно на свет Илья Юренев. Он вновь вошел в состав Межрайонного комитета, а затем возглавил его агитационно-пропагандистскую группу, которая, судя по его воспоминаниям, во многом напоминала двинскую «школу» Д. З. Мануильского.
Накануне Февраля окрепли связи «межрайонки» и ПК большевиков. Юренев пишет в воспоминаниях, что позиции ПК и «межрайонки» были близки друг к другу, но большевики первыми выдвинули лозунг образования Совета рабочих депутатов, а «межрайонцы», не веря, что революция уже у порога, предлагали выждать дальнейшего развития событий. В результате в Февральские дни большевики шли в ногу с событиями, а «межрайонцы» несколько отставали от них. Тем не менее 27 февраля они захватили типографию газеты «Новое время» и первыми выпустили листовку, призывавшую рабочих и солдат столицы к вооруженному восстанию. А на другой день в той же типографии был отпечатан первый номер «Известий Петроградского Совета».
Строки, посвященные периоду между Февралем и Октябрем, в автобиографии Юренева весьма скупы:
«После революции был избран членом Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Позже — членом ЦИК. С сентября месяца по поручению Исполнительного Комитета работал над организацией Красной гвардии. Был председателем Главного штаба ее»4.
Юренев как представитель «межрайонки» был включен в Исполком Петроградского Совета уже на первом его заседании, состоявшемся в ночь с 27 на 28 февраля. В отличие от общероссийских партий, получивших по два места в Исполкоме, «межрайонцы» при поддержке большевиков получили одно, и его тут же отдали Юреневу. Казалось, незначительная по общероссийским масштабам организация будет вести себя «тихо», однако на одном из ближайших заседаний Исполком был вынужден заниматься именно ее делами.
1 марта состоялось первое заседание Петроградского Совета как органа, объединявшего уже и рабочих, и солдат. Естественно, оно занялось «солдатскими вопросами», а его результатом явился знаменитый приказ № 1, вырвавший армию из рук реакционного офицерства. Приказ, на основании которого власть в войсках Петроградского гарнизона, по сути дела, переходила к солдатским комитетам, вызвал бурю возмущения у командования и в буржуазных кругах. Однако еще большее негодование, и не только буржуазии, но и соглашателей, вызвала обращенная к солдатам листовка «межрайонцев» и эсеров, в которой содержался призыв избирать взводных, ротных и полковых командиров. Вопрос об этой листовке был поставлен на заседании Исполкома 2 марта, который большинством голосов принял решение ее уничтожить. Однако когда на проходившем в тот же день пленуме Советов его председатель Н. С. Чхеидзе назвал эту прокламацию провокаторской, то по требованию К. К. Юренева и лидера петроградских эсеров П. Александровича он был вынужден отказаться от этого обвинения.
Когда на пленуме Петроградского Совета 2 марта обсуждался вопрос о власти, Юренев вместе с большевиками А. Г. Шляпниковым, П. А. Залуцким, В. М. Молотовым и другими выступил против образования буржуазного кабинета, за создание Временного революционного правительства, но, как известно, они остались в меньшинстве.
Писать о роли Юренева в событиях марта — июля 1917 года — это значит писать в первую очередь о процессах, происходивших в «межрайонке». А она, хоть и не очень быстро, но неуклонно шла на дальнейшее сближение с партией большевиков. Важную роль в этом процессе сыграли «Апрельские тезисы» В. И. Ленина, определившие курс развития революции. В этих условиях «межрайонцы» стали постепенно отказываться от своего традиционного лозунга — «единой РСДРП». На состоявшемся 12 апреля заседании Организационного бюро объединительного съезда социал-демократов Юренев заявил, что «межрайонцы» отказываются от участия в этом съезде, так как предлагаемая платформа объединения — устаревшие программа и устав РСДРП, а не революционный интернационализм.
В мае ситуация в «межрайонке» несколько меняется. Возвращаются из эмиграции видные партийные деятели, близкие по взглядам к «межрайонцам»,— Троцкий, Луначарский, Мануильский и некоторые другие. Они становятся во главе организации, и Юренев несколько отходит на второй план. Это проявилось и в ходе I Всероссийского съезда Советов, когда членами ЦИК от фракции «объединенных социал-демократов» стали Л. Д. Троцкий, А. В. Луначарский, Б. М. Позерн, П. И. Старостин и некоторые другие (всего 8 человек), а К. К. Юренев вошел только в число пяти кандидатов.
Однако после июльских дней положение вновь изменилось. Троцкий и Луначарский оказались в тюрьме, и на VI съезде партии Юренев оказался фактическим главой делегации «межрайонцев», которая состояла из четырех человек с решающим голосом и трех — с совещательным. Среди них были такие видные деятели, как М. С. Урицкий и А. Л. Иоффе, однако именно К. К. Юренев на первом заседании был избран в президиум съезда и выступал с докладами о работе «межрайонки» и об объединении партии. Эти доклады были весьма интересны для понимания эволюции, которую проделала «межрайонка» и Юренев вместе с нею. Особенно важен в этом отношении был доклад об объединении партии, с которым он выступил 3(16) августа. Проанализировав позиции возможных союзников большевиков (меньшевиков-мартовцев, группы «Новой жизни»), Юренев сказал:
«Единственно возможное объединение — между нами и вами, большевиками,— фактически состоялось уже до съезда. Теперь остается только подтвердить его».
Говоря о выступлениях Юренева на VI съезде РСДРП(б), необходимо назвать еще одно — на заседании, обсуждавшем вопрос о неявке Ленина и Зиновьева на суд. В условиях, когда В. Володарский от своего имени, а также от имени Мануильского и Лашевича внес резолюцию, где явка Ленина и Зиновьева связывалась с вопросом об обеспечении их безопасности, Юренев говорил:
«Я расхожусь в корне с моими товарищами по межрайонной организации. Я нахожу, что тт. Ленин и Зиновьев, отказавшись арестовываться, поступили правильно... Мы не знаем, как разовьются события. Данные пока говорят, что события развиваются не в нашу пользу. Сможете ли вы зажать рот буржуазной клике? Никогда, ни при какой обстановке вы не достигнете полного оправдания... Поэтому я предлагаю отклонить резолюцию т. Володарского».
Курс VI съезда на подготовку вооруженного восстания требовал безотлагательно развернуть подготовку вооруженных сил революции. Это требование партии вырастало из настроений, которые уже существовали в массах. Не случайно еще за день до закрытия съезда (2 августа 1917 г.) состоялось собрание представителей красногвардейских отрядов Петрограда, избравшее «инициативную пятерку», которая должна была подготовить создание общегородского центра Красной гвардии. В конце августа в обстановке всенародной борьбы против корниловщины эта пятерка провела совещание, избравшее Центральную комендатуру рабочей Красной гвардии. В условиях, когда Исполком Петроградского Совета еще находился в руках соглашателей, Центральная комендатура действовала под руководством так называемого межрайонного совещания, координировавшего работу районных Советов столицы и находившегося под сильным влиянием большевиков. Положение изменилось после того, как в середине сентября к руководству Петроградским Советом пришли большевики. 2 октября вновь сформированный Исполком поручил К. К. Юреневу возглавить отдел рабочей милиции,
Это поручение не было случайным, оно основывалось на опыте военно-боевой работы, который у Юренева был. Но положение Юренева было достаточно сложным. Центральная комендатура Красной гвардии уже существовала, отдел в Петроградском Совете еще предстояло создавать. И Юренев обратился в Центральную комендатуру. После ряда совещаний было признано, что существование двух параллельных организаций вряд ли целесообразно, и на деле произошло их фактическое объединение. Юренев возглавил в качестве председателя Центральную комендатуру, оставаясь одновременно членом Исполкома Петроградского Совета и руководителем одного из его отделов. Кроме общего руководства, на Юренева было возложено руководство отделом вооружения Центральной комендатуры. Впоследствии Юренев вспоминал:
«Оружие — винтовки — мы получали с Сестрорецкого завода, и я как сейчас помню негодование буржуазной прессы, узнавшей об этом «преступлении» большевиков, «готовящих гражданскую войну»5.
Когда по решению Петроградского Совета был образован ВРК, Юренев вместе с В. Трифоновым вошли в него в качестве представителей Центральной комендатуры. 16 октября Исполком Петроградского Совета, заслушав доклад Юренева, решил все дело организации Красной гвардии взять в руки Совета. Следующим этапом стала конференция Красной гвардии Петрограда и его пригородов, проходившая 22—23 октября. Около 100 ее делегатов, представлявших почти 20 тысяч красногвардейцев, приняли постановление, в котором указывалось, что Красная гвардия «находится в распоряжении Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов». Конференция избрала новую Центральную комендатуру Красной гвардии. На первом же ее заседании, состоявшемся 23 октября, было избрано бюро во главе с К. К. Юреневым, постановлено держать Красную гвардию под ружьем, установить дежурство отрядов, усилить патрулирование и разведку. Приняв эти решения, собрание тут же закрылось, а его участники, кроме нескольких членов бюро, разъехались в районы. До начала восстания оставалось менее суток...
Но и в эти последние тревожные дни Юренев занимался не только делами Красной гвардии. 24 сентября ЦК РСДРП(б), обсудив вопрос о подготовке ко II Всероссийскому съезду Советов, решил делегировать в комиссию по созыву съезда «Свердлова, в помощь ему Юренева». 18 октября Петроградский Совет на своем пленарном заседании избрал делегатов на съезд. Было избрано 5 большевиков, 2 эсера и 1 меньшевик, и рядом с именами видных деятелей партии большевиков — В. Володарского, Л. Б. Каменева, М. М. Лашевича и Л. Д. Троцкого — мы видим и К. К. Юренева. Проходит еще два дня, и 21 октября ЦК большевиков обсуждает вопрос о положении в Исполкоме Петроградского Совета. По словам Ф. Э. Дзержинского, там «полная дезорганизация». Постановление ЦК было на первый взгляд странным: предлагалось пополнить Исполком девятью членами и в их числе Юреневым. Но ведь с конца сентября Юренев уже был членом Исполкома, как и названные в этом списке большевик А. А. Иоффе и меньшевик Г. Б. Скалов. Так что в отношении этих троих (и, видимо, остальных) речь шла не о включении в Исполком, а в более узкий орган — в Бюро Исполкома.
Но решающие события происходили все же на улицах столицы, и выдающуюся роль в них играла Красная гвардия.
Занимался делами Красной гвардии Юренев и после Октября. В конце ноября Центральная комендатура была переименована в Главный штаб Красной гвардии. Вместо охраны рабочих кварталов Красная гвардия стала вооруженной опорой пролетарского государства. Возглавлявший Главный штаб Юренев руководил еще и его иногородним отделом, который ведал сношениями с другими городами России. С конца ноября 1917 года Главный штаб Красной гвардии Петрограда и штаб Петроградского военного округа действовали в контакте. Для тесной координации действий обоих штабов командующий войсками Петроградского военного округа К. С. Еремеев был кооптирован в члены Главного штаба Красной гвардии, а К. К. Юренев, председатель красногвардейского штаба, был назначен помощником командующего войсками округа. К. С. Еремеев часто отлучался из Петрограда, и в эти недели, рассказывал позже К. К. Юренев,
«мне приходилось быть и «главнокомандующим», и председателем Главного штаба Красной гвардии. Особенно тяжело было «главнокомандовать». Я ежедневно и подолгу выслушивал доклады начальников управлений штаба — старых спецов; просматривал вороха «входящих», клал на них свои резолюции, подписывал «исходящие». Положение мое было не из легких, ибо в специальных вопросах я ничего не смыслил. Выезжал на здравом смысле и на революционной интуиции»6.
Добавим к этому, что уже через несколько месяцев опыт общения со «старыми спецами» пригодился Юреневу на его работе в РВСР.
В конце 1917 — начале 1918 года Красная гвардия Петрограда, численность которой достигла 35—40 тысяч человек, выступала как одна из основных вооруженных сил революции.
«Текущая работа,— вспоминал впоследствии Юренев,— была самая разнообразная, ибо Красная гвардия была в те дни и воинской силой, и чрезвычайной комиссией, и милицией. Красной гвардией производились частые облавы на Александровском рынке, в первоклассных ресторанах, клубах, игорных притонах. Ей же пришлось потратить много энергии на борьбу с погромщиками... Главным штабом Красной гвардии к этому времени был организован так называемый «особый отряд» силой около 1500 штыков. Этот отряд разоружал демобилизуемые войсковые части Петроградского гарнизона, участвовал в облавах, в подавлении погромов. Он же был и под Нарвой в дни немецкого наступления»7.
Добавим к этому еще несколько фактов.
В конце декабря стало известно, что к 5 января 1918 года (дню открытия Учредительного собрания) силами контрреволюции готовится массовая демонстрация, которая должна была перерасти в государственный переворот. В этих условиях Совнарком образовал особый, с исключительно широкими полномочиями орган — «чрезвычайный штаб», в который кроме К. С. Еремеева и К. К. Юренева вошли Н. И. Подвойский, К. А. Мехоношин и другие. По поручению этого штаба Еремеев и Юренев разработали детальный план обороны как центра города, так и его районов. При этом подчеркивалось, что главной идеей плана была именно оборона, так как большевики не собирались препятствовать
мирной демонстрации, но готовились к отпору при попытке переворота. Были подготовлены «летучие отряды» из красногвардейцев, революционных солдат и матросов. В стратегически важных пунктах города были подготовлены резервы с пулеметами, а кое-где и с бронемашинами. Все приготовления были завершены к вечеру 4 января, но «противник», узнав о принятых мерах, отказался от попытки переворота...
«Чрезвычайный штаб» вынужден был возродиться в феврале 1918 года, в дни германского наступления на революционную столицу, и вновь видную роль в его работе играл Юренев.
Но вернемся к автобиографии К. К. Юренева.
«В начале 1918 года,— пишет он,— был назначен членом Всероссийской коллегии по организации Красной Армии и членом коллегии Наркомвоена. Весною 1918 года переехал вместе с Наркомвоеном в Москву. Был назначен председателем Всероссийского бюро военных комиссаров. Весною 1919 года был назначен членом революционного военного совета Восточного фронта. Был членом Симбирского горкома. Осенью того же года был послан от ЦИК и ЦК в качестве уполномоченного по руководству продовольственной кампанией в Костромской губернии. По окончании этой работы был назначен членом революционного военного совета Западного фронта; будучи в Смоленске, входил в горком. Как во время пребывания в Москве, Симбирске, так и в Смоленске вел партийную работу, участвуя в заседаниях руководящих инстанций и выступая с докладами»8.
Внешне здесь все изложено верно, названы основные поручения, которые выполнял Юренев в годы гражданской войны. Но нет одного: почему-то ни слова не говорится о работе в Реввоенсовете Республики. Попробуем объяснить эту неясность.
В известном смысле путь Юренева в РВСР начался еще в конце 1917 года, когда в условиях прогрессировавшего распада старой армии перед молодой Советской властью во весь рост встала проблема создания вооруженных сил пролетарского государства. 23 декабря в Петрограде по инициативе Н. И. Подвойского состоялось совещание представителей всех учреждений, которые в той или иной степени уже занимались этим вопросом,— Наркомвоена. Всероссийского бюро фронтовых и тыловых военных организаций большевиков и Главного штаба Красной гвардии Петрограда. От красногвардейцев столицы здесь присутствовали В. А. Трифонов и К. К. Юренев. По сути дела, это совещание положило начало процессу формирования новой революционной армии, а Юренев не просто присутствовал при ее рождении, но и вошел в созданный для решения текущих вопросов специальный штаб, где на него была возложена работа по подготовке проектов создания социалистической армии.
Видимо, статус этого штаба не был поначалу ясен, и через два дня (26 декабря) собрание большевистской «военки», официально утвердившее новый орган, подчеркнуло, что общее руководство созданием социалистической армии должно лежать на Наркомвоене. В этих условиях было необходимо теснее связать Красную гвардию с Наркомвоеном, и в конце декабря на совещании петроградских отрядов Красной гвардии К. К. Юренев и В. А. Трифонов были избраны членами его коллегии.
15 января 1918 года Совнарком принял декрет об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии и о создании специального органа для проведения этой работы — Всероссийской коллегии по организации и управлению этой армией. А еще через несколько дней (21 января) специальным декретом Совнаркома была назначена руководящая пятерка Всероссийской коллегии. В нее вошли члены коллегии Наркомвоена — Н. В. Крыленко, К. А. Мехоношин, Н. И. Подвойский, В. А. Трифонов и К. К. Юренев.
Первые месяцы работы коллегии были заполнены огромным количеством самых разнообразных дел, но работа двигалась медленно. Много сил отнимали попытки хоть как-то поддержать боеспособность непрерывно таявших частей старой армии, подкрепить ее красногвардейскими пополнениями, создать на месте прежних соединений хотя бы части новой социалистической армии. После заключения Брестского мира развернулись и до второй половины апреля шли параллельно два процесса — завершение демобилизации и ликвидация старой армии и образование центрального аппарата, призванного руководить созданием новой революционной армии. Первым (до 4 марта) — для организации обороны государства и формирования кадровой Красной Армии — был образован Высший военный совет, который первоначально состоял из трех человек — военного руководителя (М. Д. Бонч-Бруевича) и двух политических комиссаров (К. И. Шутко и П. П. Прошьяна). А через месяц — 8 апреля — при комиссарах Высшего военного совета было учреждено Всероссийское бюро военных комиссаров во главе с членом коллегии Наркомвоена К. К. Юреневым.
Созданное в пору становления Красной Армии бюро явилось тем учреждением, из которого со временем выросла вся стройная система политорганов советских вооруженных сил. Приказом РВСР от 5 декабря 1918 года устанавливалось, что руководство всей политической работой фронта и тыла, равно как и распределение всех партийных сил, мобилизованных для работы в Красной Армии, принадлежит Всероссийскому бюро военных комиссаров, действующему в самом тесном контакте и по директивам ЦК Российской Коммунистической партии.
Для Юренева декабрь 1918 года был одним из месяцев почти непрерывных контактов с В. И. Лениным. И это понятно: внешне прежнее, а по сути новое учреждение «училось ходить», и Ленин выступал в качестве одного из учителей. Вот несколько примеров. 16 декабря, познакомившись с телеграммой из РВСР о необходимости принять экстренные меры к обеспечению фронта и тыла агитационной литературой, В. И. Ленин дает указание секретарям: «Юреневу перезвонить 17.XII.
утром, чтобы он сказал, что сделано». Во второй половине того же дня («не ранее 15 час», уточняется в Биохронике В. И. Ленина) состоялась его беседа с Лениным «о работе бюро по вопросу о необходимости принять срочные меры для обеспечения фронта и тыла агитационной литературой»
9. В ходе беседы Ленин записывает сведения о структуре бюро. Об интересе Ленина к делам бюро свидетельствует и хранящееся в ЦПА написанное в декабре же письмо Юренева, где он писал:
«Уважаемый Владимир Ильич. Посылаю давно обещанные сведения насчет бюро. Опоздание вызвано съездом окружных комиссаров» (письмо отправлено из Минска.— В. М.).
Еще одним направлением в деятельности бюро явилось налаживание работы партийных организаций в войсках. В ноябре ЦК РКП(б) поручил Всебюровоенкому совместно с политотделом Южного фронта срочно разработать инструкцию армейским ячейкам, а когда проект инструкции был готов, ЦК 19 декабря создал комиссию в составе Я. М. Свердлова, И. Н. Смирнова, И. В. Сталина и К. К. Юренева для его рассмотрения. Затем проект был просмотрен Лениным, утвержден ЦК РКП(б) и 5 января 1919 г. опубликован в печати.
Как видим, последние месяцы 1918 года были наполнены для Юренева большой и напряженной работой, которую он выполнял прежде всего как председатель Всероссийского бюро военных комиссаров. И можно понять, почему он в своей автобиографии опустил очень важный внешне, но, наверно, мало что менявший в его занятиях факт: 30 сентября 1918 года Юренев стал членом Реввоенсовета Республики.
Ну а теперь продолжим наш рассказ.
Первые месяцы 1919 года были очень важными и в жизни страны, и в жизни самого Юренева. К этому времени рухнул германский оккупационный режим на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, и на большей части этих территорий была установлена Советская власть. Зато в Сибири на смену режиму «демократической» контрреволюции пришел к власти адмирал Колчак, сумевший в короткий срок не только создать боеспособную армию, но и бросить ее против Советской России. Угроза с Востока стала особенно явственной, после того как 14 марта пала Уфа.
Процесс строительства Красной Армии к этому времени столкнулся с новыми трудностями. Против курса на создание регулярной армии с твердой дисциплиной, с неуклонным проведением в жизнь принципа единоначалия (даже при наличии влиятельных политкомиссаров) выступила, как известно, «военная оппозиция». Один из своих ударов она наносила по Всероссийскому бюро военных комиссаров, как по центру, который руководил политической работой в армии. Отвечая на критику, Г. Я. Сокольников, выступавший от имени ЦК на VIII съезде РКП(б) с докладом о военном положении и военной политике партии, говорил: «По вопросу о политических комиссарах, которые представляют в армии Советскую власть и диктатуру пролетариата, я должен сказать, что комиссарский состав оправдал себя в общем и целом... Многие из военных специалистов доказали уже на деле степень своей политической и технической пригодности. И теперь благодаря этому во многих случаях можно будет меньше обременять комиссаров вопросами чисто боевого, стратегического и тактического характера и больше переходить к политической работе в армии». Сокольников излагал на съезде не столько свои мысли, сколько мысли Ленина, которые Владимир Ильич не раз высказывал и во время бесед.
В стенограмме съезда, изданной в 1959 году, мы увидим только одно выступление К. К. Юренева — вечером 19 марта, при обсуждении Программы РКП(б). Хотелось бы обратить внимание на два момента. Во-первых, его реалистичный подход к анализу капитализма. Выступавший до него В. Н. Подбельский характеризовал капитализм как «полутруп».
«Но это неверно,— говорил Юренев.— Современный капитализм это, если говорить образно, тяжело раненный хищник, который пытается в отчаянной борьбе нанести нам по возможности смертельный удар».
И далее:
«...процесс расширения области господства капиталистических производственных отношений... совершается ныне с особенной силой. Другое дело — сумеет ли революция пресечь этот процесс или нет. Но что он идет, это нужно признать»10.
Сегодня мы читаем эти строки с интересом: разумная оценка, данная в 1919 году, особенно подкупает.
20—21 марта 1919 года заседала военная секция VIII съезда, материалы которой до последнего времени не публиковались, хотя сведения о ее работе «просочились» на страницы исторических трудов. В 1970 году в XXXVII Ленинском сборнике была опубликована речь В. И. Ленина на этой секции. В речи Ленина Юренев не упоминается, и это понятно: Ленин полемизирует с «военной оппозицией», а Юренев защищал линию ЦК и с ним не было нужды полемизировать. А в других публикациях мы найдем отрывки из его выступления на секции, которые позволяют понять его позицию.
Известно, что оппозиционеры обвиняли Троцкого в том, что он вывел военное ведомство из-под контроля ЦК и передал его в руки старых военных специалистов. Ответ на эти обвинения дал в своей речи Ленин, который, в частности, говорил:
«Когда здесь выступал т. Голощекин, он сказал: политика ЦК не проводится военным ведомством. Если вы такие обвинения ставите, если вы, выступая ответственным оратором на партийном съезде, можете Троцкому ставить обвинения в том, что он не проводит политику ЦК,— это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете. Если вы это докажете, ни Троцкий не годится, ни ЦК. Какая же это партийная организация, когда она не может добиться, чтобы проводилась ее политика. Это невероятнейший пустяк. Из членов съезда ни один серьезно этого не думает»11.
Но оппозиция теперь требовала, чтобы ЦК решал все вопросы жизни армии, на что Юренев замечал: «Нельзя требовать, чтобы ЦК подменял военное ведомство».
Не все в критике «военной оппозиции» было ошибочным. Так, Юренев признавал, что центральным органам не удалось как следует наладить работу с комиссарами. При этом он говорил:
«В том-то и трагедия нашей революции, что она, оттолкнув интеллигентские слои, выбросила их за борт, совершенно не дала в области командования сколько-нибудь крупных талантов»12.
Позже станет ясно, что это высказывание не вполне точно. Достаточно напомнить имена М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевского и некоторых других. Но доля горькой правды была и здесь.
Особенно энергично оппозиция выступала против единоначалия, вверенного старым специалистам (то есть генералам и офицерам старой армии). «Мы их должны использовать, но не на командных должностях,— говорил А. Ф. Мясников,— а как консультантов, не давая им никаких командных прав». А один из лидеров «военной оппозиции» — В. М. Смирнов подчеркнул: «Мы сейчас остановились на том, что единоличного командования не может быть». Отвечая им, Юренев говорил:
«Если мы будем назначать на фронт командирами комиссаров, а военных руководителей дадим в качестве консультантов, у нас ничего не получится. В боевой обстановке, где нужно принимать быстрое решение, нужна одна голова. Поэтому в вопросе командования должна быть безусловно централизация, должно быть единоначалие».
Известно, что съезд отверг основные требования «военной оппозиции», учтя в своих решениях все разумное в их высказываниях. Но уже накануне съезда стало ясно, что в судьбе К. К. Юренева предстоит поворот. В тезисах съезда по военному вопросу, написанных Л. Д. Троцким, предусматривалась реорганизация аппарата, руководившего политической работой в войсках. В пункте 8 тезисов говорилось: «Упразднить Всебюровоенком, создать Политический отдел Реввоенсовета Республики, передав в этот отдел все функции Всебюровоенкома, поставив во главе его члена ЦК РКП на правах члена Реввоенсовета Республики». Юренев в ЦК партии не вошел (нам неизвестно даже, выставлялась ли на выборах его кандидатура), и его уход из центрального аппарата был предрешен.
Съезд завершился 23 марта, а уже 16 апреля приказом председателя РВСР председатель Всебюровоенкома К. К. Юренев был назначен членом РВС Восточного фронта с освобождением от обязанностей председателя Всебюровоенкома. А через день, 18 апреля, другим приказом Троцкого был учрежден Политотдел РВСР, к которому перешли все функции расформированного Всероссийского бюро военных комиссаров. Меньше чем через месяц (15 мая) Политотдел был преобразован в Политуправление РВСР, действовавшее на правах военного отдела ЦК РКП. Главой нового органа 31 мая 1919 года был назначен член ЦК РКП(б) И. Т. Смилга, являвшийся до 3 апреля членом РВС Восточного фронта. Таким образом, произошла рокировка: Юренев сменил Смилгу на Восточном фронте, а Смилга Юренева в руководстве политработой РККА...
Так начался новый этап в жизни Юренева — его работа непосредственно на фронтах Советской Республики — сначала на Восточном, а во второй половине года — на Западном. Тем самым был предопределен и его уход из состава РВСР, который был оформлен 8 июля 1919 года, когда из Реввоенсовета были выведены сразу 10 его членов и состав РВСР был сокращен до 6 человек.
Еще в период работы в Москве у Юренева бывали разногласия с Троцким. С отъездом Юренева на фронт они стали нарастать. Достаточно жесткий курс Троцкого, стремившегося ограничить влияние комиссаров и политруков в войсках, встречал сопротивление Юренева, считавшего, что в условиях гражданской войны нельзя руководить Красной Армией, не опираясь на политорганы. Особенно ярко позиция Юренева выявилась в ходе работы IX съезда РКП(б), заседавшего в Москве 29 марта — 5 апреля 1920 года.
Так, 30 марта, на втором заседании съезда, Юренев, не называя Троцкого, выступил против его курса на ограничение прав политработников в армии. «На днях,— говорил он,— смещение политработников вызвало смятение на фронтах и, по заявлению одного авторитетного товарища, создало неустойчивое положение в среде комиссарского аппарата, который, видя, что этот аппарат шельмуется, как будто признается негодным, растерялся, а спецы говорят:
«Ваша песенка спета», и естественно, что комиссары чувствовали себя неуверенно — шатание было велико»13.
После Юренева на съезде выступил Троцкий, который хоть и заявил, что у него есть «целая пачка обвинений т. Юренева, когда он был во Всероссийском бюро военных комиссаров», но не смог (или не захотел) опровергнуть приведенные Юреневым факты.
Следует отметить еще одно выступление Юренева на IX съезде, которое он посвятил взаимоотношениям между военными и общепартийными организациями в прифронтовой полосе. Эти отношения подчас были достаточно сложными. Суть позиции Юренева может быть выражена его же словами: «В местностях тыла армии и фронта не должно быть двух партийных организаций, партийной организации военной и партийной организации штатской», а в предложенной им резолюции недвусмысленно говорилось, что члены комячеек военных организаций входят в местную организацию РКП(б). Предложение Юренева было учтено съездом.
К моменту, когда в Москве заседал IX съезд партии, Юренев уже перешел на мирную работу. Он являлся членом Московского комитета РКП(б) и участвовал в работе съезда, видимо, как представитель Московской партийной организации. Но пребывание в Москве было непродолжительным. Уже летом 1920 года он был избран председателем Курского губисполкома и до мая 1921 года проработал в Курске. С июня этого года в жизни Юренева начинается новый этап — он становится дипломатом.
Меняются страны — Бухара и Латвия, Чехословакия и Италия, Персия и Австрия, Япония и Германия, но все семнадцать лет его дипломатической службы остается неизменным его высокий ранг — полномочный представитель Советского государства. И это высокое звание Юренев с честью пронес до последних дней жизни. Погиб К. К. Юренев в 1938 году, в период массовых сталинских репрессий, уничтоживших большую часть советских дипломатов ленинского призыва.
Миллер В. И.— кандидат исторических наук
1Пролетарская революция. 1424. № 1 (24). С. 111-112.
2Там же. С. 116.
3Пролетарская революция. 1924. № 1 (24). С. 116.
4Энциклопедический словарь Гранат. Т. 41. Ч. III. С. 273.
5Красноармеец. 1919. № 10—15. С. 75.
6Красноармеец. 1919. № 10—15. С. 78—79.
7Энциклопедический словарь Гранат Т. 41. Ч. III. С. 273 - 274.
8Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. С. 314.
9Восьмой съезд РКП(б). Март 1919 года. Протоколы. М., 1959. С. 150.
10Там же. С. 77.
11Ленинский сборник XXXVI. С. 136.
12Правда. 1989. 24 марта.
13Девятый съезд РКП(б). Март—апрель 1920 года. Протоколы. М., 1960. С. 46.
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 3609
