В конце лета 1915 года Петер Штрассер решил испытать новую стратегию воздушной войны — массированный налет. Противовоздушная оборона Британских островов способна бороться с одиночными рейдерами, рассуждал Штрассер. Но если в бомбардировке примут участие сразу несколько дирижаблей? Вряд ли расчеты прожекторов и зенитных орудий смогут правильно распределять цели и вести эффективный огонь по появляющимся с разных сторон цеппелинам.

Лондон по-прежнему был исключен из разрешенного списка целей, и здесь на руку немцам сыграли французы. 20 июля они произвели бомбардировочный налет на Карлсруэ. В этот день набожные немцы отмечали праздник тела Христова и на улицах было много народу. Во время бомбардировки погибло 110 и было ранено 123 человека. Одна из бомб угодила прямо на площадь, где дети давали театрализованное представление... Реакция общественности была ужасной. По стране прокатилась волна ненависти к французам и, естественно, ко всем странам Антанты. Даже французские газеты отметили, что этот бесчеловечный акт «станет прелюдией к будущим кровавым кошмарам». Кайзер Вильгельм II умыл руки.

Итак, 9 августа дирижабли L-9, L-12, L-13 из Хага и L-10 и L-11 из Нордхольца, после рандеву над Северным морем, взяли курс на Лондон — они жаждали мести. Надо сказать, что Штрассер вел в бой довольно внушительную воздушную армаду — 5 цеппелинов, длиной 160 м каждый, несли вместе более 440 зажигательных и фугасных бомб, которые следовало сбросить на лондонские доки и заводы в северной части города. Но в этот раз «Бог хранил Англию». Неудачи начали преследовать отряд Штрассера практически с момента взлета. Во время всего пути от побережья Германии до «туманного Альбиона» дирижаблям приходилось бороться с непогодой. Резкий порывистый ветер с Атлантики сбивал их с курса, а пелена дождя, застилавшая горизонт, мешала штурманам ориентироваться. В результате ни один из пяти боевых воздушных кораблей так и не достиг конечной точки маршрута. L-13 пришлось вернуться на базу из-за неисправности двигателя буквально через час после вылета. Экипаж L-11 сбросил бомбы в море после того, как был обстрелян английским военным кораблем. Капитан дирижабля почему-то решил, что по нему ведут огонь береговые батареи, расположенные в окрестностях Гарвича, и отдал приказ на сброс. L-10, долго боровшийся с непогодой, пробился-таки к Британским островам. Отвратительная видимость не позволила Петеру Штрассеру правильно определить свое место, и ему показалось, что цеппелин уже находится над устьем Темзы. Через несколько секунд по команде командира бомбардир дернул рычаг бомбосбрасывателя, и фугаски вперемежку с зажигалками с воем ушли в темноту. Вернувшись из полета, командир Дивизиона воздушных кораблей был весьма неприятно удивлен, узнав, что вместо лондонских доков он бомбил травяную взлетно-посадочную полосу базы морской авиации Истчерч, находившейся на небольшом островке Шеппей. Повреждения, причиненные бомбами, сброшенными с L-10, были исправлены уже на следующий день. И только L-9 нанес англичанам более-менее ощутимый урон, отбомбившись по городским кварталам Гуля, крупного порта, расположенного в устье реки Хамбер в Северной Англии. На перехват цеппелинов поднялись 19 самолетов. Только 3 из них обнаружили дирижабли, но так и не смогли атаковать.

Самая незавидная участь выпала на долю дирижабля L-12. Штурман довольно точно вывел корабль к английским берегам в районе Вестгейта, чуть южнее того места, где Темза впадает в море. И опять непогода помешала командиру цеппелина правильно определить свое местонахождение. Капитан L-12 Вернер Петерсон посчитал, что из-за попутного ветра скорость дирижабля была выше расчетной и он находится гораздо севернее Лондона, над графством Норфолк. Внизу мерцали какие-то огни. Их симметричное расположение и сбило с толку Петерсона, который решил, что под ним находятся крепостные укрепления Гарвича. На самом деле в тот момент L-12 пролетал над гаванью порта Дувр. Не долго думая, Петерсон приказал сбросить бомбы: из двадцати семи только три угодили на берег, а остальные разорвались в воде, не причинив никому никакого вреда.

За свою беспечность Петерсон поплатился очень жестоко. Как только на земле загремели взрывы, зенитная батарея, прикрывавшая порт, открыла по L-12 ураганный огонь. Один из 3-дюймовых снарядов взорвался у самого носа цеппелина, повредив осколками два из шестнадцати баллонов с водородом. Дирижабль начал медленно, но верно терять высоту. В надежде, что с увеличением скорости аэродинамическая подъемная сила возрастет, Вернер Петерсон приказал перевести двигатели на максимальный режим. На несколько секунд L-12 выровнялся, а затем опять опустил нос к земле. «Выбросить за борт запчасти и бортпаек!» — скомандовал капитан. Но и этого было недостаточно. Тогда вслед за пайком полетели пулеметы, патроны, теплая одежда. Скорость снижения заметно уменьшилась, но шансы достичь ближайшей базы дивизиона таяли с каждым потерянным метром высоты. Петерсон принял решение тянуть до оккупированной немцами Бельгии — ближайшей к L-12 земной тверди. Встречный ветер отбрасывал подбитый дирижабль назад, перечеркивая все усилия экипажа в борьбе за спасение своего воздушного корабля.

Развязка наступила примерно в 3 часа утра. Выбрасывать за борт было уже нечего. Отчаянно пытаясь облегчить дирижабль, команда L-12 избавилась от радиостанции, пустых топливных баков, поручней в рулевой рубке и даже деталей переднего двигателя, который к тому времени уже остановился из-за выработки топлива. Все оказалось напрасным. Перед рассветом L-12 плавно опустился на спокойную в этот час гладь Ла-Манша и начал потихоньку дрейфовать к английскому побережью.

Экипаж цеппелина собрался в кормовой гондоле, которая висела в воздухе над самой водой, поддерживаемая подъемной силой водорода в уцелевших баллонах. Все было бы неплохо, если бы испарения топлива и утечка водорода не заставляли членов команды время от времени бросаться в воду и отплывать на несколько метров от дирижабля, чтобы подышать свежим воздухом.

Уже совсем рассвело, когда дрейфующий L-12 был замечен с немецкого сторожевого катера. Петерсон был готов к тому, чтобы поджечь свой дирижабль при угрозе захвата его противником, но появление своего военного корабля вселило новую надежду на спасение. По словам командира катера, подбитый дирижабль совсем немного не дотянул до города Зебрюгге, в котором находилась одна из баз Дивизиона воздушных кораблей. Пересадив часть команды на сторожевой катер, Вернер Петерсон приказал подать буксир на дирижабль и дать на катере полный ход. И случилось чудо — сначала медленно, рывками, а затем все быстрее и быстрее крошка-катерок потянул за собой махину L-12. Через несколько часов поврежденный дирижабль уже находился в гавани порта Остенде неподалеку от Зебрюгге.

Очутившись на берегу, Петерсон решил ни в коем случае не бросать с таким трудом спасенный цеппелин, а залатать пробитые баллоны, исправить двигатель и перелететь на ближайшую воздухоплавательную базу для более основательного ремонта. Однако его противники вряд ли могли согласиться с такими планами.

Как только в штаб военно-морского флота Великобритании поступили разведданные, что в Остенде находится подбитый немецкий дирижабль, Уинстон Черчилль отдал приказ как можно скорее его уничтожить. Буквально на следующий день шестерка летающих лодок из «противодирижабельной» эскадрильи атаковала несчастный L-12, беспомощно лежавший на берегу возле причалов. Но, видимо, судьба хранила этот воздушный корабль. Зенитки, прикрывавшие порт, выстроили в небе настоящую стену заградительного огня. Все попытки англичан пробиться сквозь нее привели лишь к потере одного самолета, а многострадальный дирижабль новых повреждений не получил. Однако подняться в небо L-12 было уже не суждено. Командование сочло восстановление серьезно поврежденного цеппелина нецелесообразным, и он был разобран на металл, который пошел на постройку новых, более совершенных кораблей для дивизиона.

Так закончился первый массовый налет Дивизиона воздушных кораблей на Лондон. Как ни странно, но Штрассер был доволен его результатами. Разбирая с офицерами действия каждого экипажа во время рейда и совершенные при этом ошибки, Штрассер уверенно заявил: «Мы готовы к тому, чтобы превратить Лондон в руины».

В этот день удачно отработал на море превосходный разведывательный мягкий дирижабль типа «Парсеваль» PL-25, вместе с L-7 вышедший для установления связи со вспомогательным крейсером «Метеор», который, возвращаясь от берегов Англии после постановки мин, был отогнан противником к Скагерраку и держал курс на соединение с флотом, высланным ему на выручку. У маяка Хорис-Риф PL-25 обнаружил 6 английских крейсеров и 2 миноносца, державших курс к датским берегам. Они открыли по дирижаблю, находившемуся на высоте 1000 м, огонь из тяжелых орудий, так как, очевидно, зенитных орудий на кораблях не было. Уходя от огня, дирижабль скрылся в облаках, а когда появился снова, английские суда повернули и пошли на запад. Под огнем кораблей англичан PL-25 по радио сообщал германскому флоту и «Метеору» местонахождении противника, в результате чего немецкий крейсер благополучно ушел от погони и соединился с подошедшими кораблями.

11 августа в путь отправился L-10, который ночью отбомбился по Саффолку, убив 6 и ранив 34 человека. Четыре самолета поднялись в воздух, но дирижабль набрал высоту и легко ушел от погони.

В ночь с 17 на 18 августа L-10, L-11 и L-14 благополучно отбомбились по английской столице, Саффолку, Эссексу и Кенту. Обер-лейтенант Венке не первый раз вел свой L-10 по привычному маршруту. Ловко маскируясь в облачности, дирижабль скрытно пересек береговую черту Англии в районе Оксфорд — Несс и направился в сторону Лондона. Около 11 часов вечера прямо по курсу L-10 замерцали огни огромного города. Ровно в полночь Венке подал команду «Сброс».

«Над морем был довольно сильный туман, — вспоминал командир L-10, — но над Лондоном небо прояснилось, видимость стала просто прекрасной. Я принял решение заходить на город с восточной стороны, с таким расчетом, чтобы ветер дул нам в корму. Мы шли на высоте примерно трех километров, и под дирижаблем лежал бесконечный ковер лондонских огней. Справа по курсу блестела Темза. Беспечность английских зенитчиков просто поражала — никто не пытался не то что обстрелять нас, а даже обнаружить. Через несколько минут мы были уже на траверзе Блэкфейрса, и я приказал сбросить первую серию бомб. Судя по тому, что на земле начали рушиться здания, а затем возник сильный пожар, бомбовый удар оказался довольно точным».

На перехват цеппелина стартовали 6 самолетов, вела огонь и зенитная артиллерия Лондона, однако Венке удалось безнаказанно раствориться во мраке ночи.

В этом полете принимал участие фон Буттлар, один из известнейших командиров морских цеппелинов, высокое боевое и навигационное искусство которого отмечается англичанами в официальных описаниях налетов германских воздушных кораблей на Англию.

Воздухоплавательная карьера фон Буттлара чрезвычайно красочна и исключительно удачна. Он последовательно командовал шестью цеппелинами, на которых совершил большое количество разведывательных и бомбардировочных полетов, находился много раз в самых критических ситуациях и всегда выходил с честью из самых безвыходных положений. Его последний корабль L-54 имел на пилотской гондоле орден «Пур ле мерит» (За заслуги) — высшую награду, которую в германских воздушных силах получали только самые заслуженные боевые летчики.

Искусству пилотажа фон Буттлар обучался на дирижабле «Ганза», после чего он получил назначение в состав экипажа Z-II. Лишь по счастливой случайности в трагический день 17 октября 1913 года он остался на земле, когда при приемных испытаниях Z-II взорвался в воздухе и погиб вместе со всем экипажем. С объявлением войны фон Буттлар стал командиром Z-VI.

При первом же разведывательном полете он бомбардировал английские суда, занятые постановкой мин, затем спустился на небольшую высоту и обстрелял эти суда из пулеметов. В ответ он подвергся жесточайшему ружейному и пулеметному обстрелу с палуб судов и едва дошел до своей базы, где обнаружил в баллонах дирижабля 600 пробоин.

Фон Буттлар оставил описание того памятного августовского налета и событий, случившихся во время возвращения домой. «Наверху, на платформе воздушного корабля, сидел на вахте такелажмейстер. Он должен был предупредить, если пойдет дождь, чтобы мы могли своевременно узнать, подвергается ли корабль нагрузке от дождя или нет, так как при мелком дожде заметить это из расположенной под кораблем пилотской гондолы возможно лишь гораздо позднее, чем наверху с платформы. Едва прошло несколько минут, как сверху поступило донесение: «Идет дождь!» Вскоре мы сами в этом убедились: вода устремилась с корпуса корабля в гондолу целыми каскадами... Это был проливной дождь. Стол для карт стал совершенно мокрым, мой военный дневник поплыл, брызги летели со всех сторон, вода попадала за воротник и в рукава. Это было малоприятное положение...

Вдруг весь корабль содрогнулся под действием ужасного вертикального ветра. Мы почувствовали, что нас неминуемо бросит на поверхность моря... Высотомер в течение тягостных секунд отмечал падение на двести, триста, пятьсот метров... Потом нас понесло вверх... Опять вниз... И так далее...

Я приказал держать высоту 1200 м, но мы шли более чем на двух тысячах.

Молнии становились сильнее и многочисленнее. Возле нас низринулась к земле исполинская шаровая молния, в гондоле стало светло как днем, весь корабль был освещен... Небо мерцало светло-зелеными всполохами. В следующее мгновение нас поглотила ночь. Мы пошли сквозь фиолетовый свет...

Вновь темнота ослепила наши глаза. Шесть, семь молний исполинскими полипами бешено заветвились по небу. Громовые раскаты. .. Со всех сторон тысячи огней. И среди них наполненный водородом корабль! Вновь ужасные порывы ветра, весь корабль содрогается.

Через переговорную трубу поступило донесение с платформы: «Мушки пулеметов горят!»

Я ровно ничего не понимаю и посылаю наверх Шиллера (Ганс фон Шиллер — один из помощников Эккенера на «Графе Цеппелине», был вахтенным офицером на дирижаблях, которыми командовал фон Буттлар. — Сост.).

Произошло нечто невиданное: мушки пулеметов излучали голубое пламя, матросские шапки были окружены сияющими нимбами, как на изображениях святых. На пулеметах зажглись огни Эльма, проволочные каркасы матросских фуражек также испускали сияние. Я далеко высунулся из окна гондолы и увидел, что мы шли через фиолетовое облако. Мы сами излучали электричество, весь корабль вел вместе с собой исполинское астральное тело. Когда я вернулся обратно внутрь гондолы и взял лежащий на карте циркуль, то получил разряд, даже циркуль был заряжен электричеством. Перед нами внезапно выросла сплошная стена молний — каждую секунду сотни молний.

И мы должны пройти через эту стену! Я передал мотористам: «Если хоть один мотор откажет, для нас наступит конец». Моторы не сдали, они работали без остановки, и мы были спасены от грозы. Однако порывы ветра стали ужасными. Весь корпус корабля содрогался и стонал... Это был настоящий ад... Кораблю удалось пробиться через шторм, и он благополучно приземлился в Нордхольце.

В нашем маленьком казино, естественно, много говорили по поводу этого полета и дискуссировали вопрос: опасно ли на наполненном водородом корабле идти сквозь грозу. Я сказал: «Да». Мой прежний учитель лейтенант Штикер ответил: «Нет». К сожалению, я оказался прав. Несколько дней спустя, 3 сентября 1915 года, я стал свидетелем гибели L-10 под командой лейтенанта Штикера именно по этой причине.

А вот второй случай, имевший место опять-таки при возвращении из бомбардировочного полета на Англию, при котором наш корабль подвергся жестокому обстрелу зенитной артиллерией. Ко мне явился такелажмейстер и доложил: «Из двух средних отсеков совершенно вышел газ». Это, впрочем, давно уже было обнаружено штурвальным высоты. «Я не могу больше держать пять тысяч метров — вынужден спускаться», — сказал он. Дифферент корабля на нос становился все больше и больше. Хорошо... Тогда я должен возможно точнее определить положение точки, где мы упадем в море. Однако я напрасно надеялся — мне некогда было произвести свои расчеты, так как корабль грозил разломиться пополам. Я стоял с Шиллером и слышал стоны и треск в каркасе... Так как средние отсеки были разбиты, то прочность каркаса нарушилась.

Шиллер нашел еще в себе, к моему изумлению, юмор отчаявшегося человека, задав мне вопрос: «Чем вы желаете командовать, когда мы разломимся, — кормой или носом?» Последовал ответ: один из стрингеров сломался с протяжным треском...

Внезапно мне или Шиллеру, или обоим одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Мы взглянули друг на друга и воскликнули: «Якорный канат!» У нас был длинный якорный канат в передней части коридора. Стремительно несемся по килевому коридору и разматываем канат. Натягиваем его между фермами, расположенными в месте опустевших баллонов, перекрещиваем канат по разным направлениям. Укрепляем посредине корабля все запасные части: баллон от сжатого воздуха, слесарные инструменты, постепенно тяжелее становится средняя часть... Постепенно усиливаются стержни каркаса... Между тем еще и третий отсек полностью опорожнился от газа... Но корабль уже идет без дифферента».

Фон Буттлару удалось и на этот раз довести свой тяжело поврежденный корабль до базы с середины Северного моря. Приведенные отрывки дают достаточно полное представление о тех тягчайших положениях, из которых приходилось выходить экипажам германских дирижаблей в Первую мировую войну.

7 сентября 1915 года армейцы, улучив момент, напомнили англичанам о своем существовании. LZ-74, LZ-77 и SL-2 удачно атаковали Лондон, Саффолк и Эссекс. Они оставили после себя 18 убитых и 39 раненых. Правда, в конце полета не повезло SL-2 — он получил незначительные повреждения при посадке. Не совсем удачно слетал и LZ-74 — на подходе к цели он был атакован самолетами и ему пришлось сыпануть бомбы в поле. В качестве баз для нападения на Англию эти дирижабли использовали воздушные порты Брюсселя и Мобежа, а также эллинги около Намюра, предоставленные морским ведомством.

8 сентября особенно отличился L-13. В два часа пополудни он плавно отошел от причальной мачты авиабазы Хаг и взял курс на Лондон. Во избежание повторения неприятностей, которые случились с кораблем во время предыдущего рейда, двигатели L-13 были перебраны и несколько раз проверены в испытательных полетах. Командирское место на мостике в этот раз занял капитан-лейтенант Генрих Мати, бывший командир эскадренного миноносца, добровольно перешедший служить на дирижабли со дня создания Дивизиона воздушных кораблей. По мнению Штрассера, Мати был самым опытным и способным офицером его части. Это мнение разделяли все без исключения офицеры.

Генрих Мати и дирижабли взрослели одновременно. Еще подростком Мати поднимался в небо на привязных аэростатах и воздушных шарах. Первый опыт управляемых полетов на летательных аппаратах легче воздуха он получил на мягких дирижаблях задолго до начала Первой мировой войны. Мати был прекрасно знаком с возможностями и недостатками дирижаблей, как говорят летчики, «чувствовал» их и мог подчинять этих неповоротливых воздушных монстров своей воле. Мати никогда не был «небесным гусаром», но рисковал всегда, когда был уверен в своей правоте и успехе задуманного им предприятия. Так, однажды перед вылетом на бомбардировку Британских островов он приказал снять с цеппелина все пулеметы и запас патронов для того, чтобы взять побольше бомб. На удивленные вопросы сослуживцев Мати отвечал: «Англичане еще не научились летать ночью, а против зениток пулемет не защита».

Несмотря на то что Штрассер очень ценил Генриха Мати как командира дирижабля и считал его своим близким другом, их взгляды на массированные налеты на Англию были диаметрально противоположными. Штрассер полагал необходимым значительно уменьшить интенсивность рейдов до тех пор, пока не будут построены цеппелины с увеличенным потолком полета. Его точка зрения основывалась на весьма печальных фактах — только за 1915 год из-за боевых действий противника было потеряно 10 дирижаблей, 160 аэронавтов погибли. Мати был уверен в обратном: «Да, мы несем тяжелые потери. Да, материальный урон, который наносят противнику наши бомбардировки, незначителен. Но наша помощь фронту заключается не только в этом. Для того чтобы защитить Британию даже от одиночных рейдов, англичанам приходится держать на островах целую армию, которая в случае прекращения бомбардировок немедленно окажется на Западном фронте. Вряд ли германские солдаты, сидящие в окопах под Верденом, будут нам за это благодарны». Точку в затянувшейся дискуссии — продолжать ли налеты на Англию или отложить их до тех пор, пока дивизион не получит новые корабли, поставила осенняя непогода. Цеппелины замерли в эллингах, а Штрассер, Мати и другие офицеры-воздухоплаватели получили возможность заняться совершенствованием тактики и стратегии массированных бомбардировок Лондона и других крупных промышленных центров Великобритании.

В ходе своеобразных «научно-практических конференций» командиры дирижаблей делились своими взглядами на будущее этого нового вида оружия, обсуждали тактические приемы и делились «маленькими хитростями», помогавшими обмануть неприятеля и невредимыми вернуться домой, которые в достатке имелись у каждого, кто не раз водил свои громадные корабли в ночные рейды. И здесь Генрих Мати оказался на высоте. В частности, он первым предложил отказаться от прежней тактики уклонения от лучей прожекторов, которая заключалась в постоянной перемене курса полета, так называемом «слаломе». Лавирование позволяло довольно легко уходить от сопровождения прожекторными установками, но очень сильно мешало работе бомбардира, который не успевал вносить поправки в данные для бомбометания, в результате чего и без того невысокая точность ночных атак становилась практически нулевой. Мати считал, что лучшей защитой дирижабля от зенитного огня является скорость, и поэтому настаивал на том, что на цель следует выходить по прямой, имея ветер в корму, сокращая тем самым время нахождения в зоне обнаружения и поражения средствами ПВО.

Генриху Мати принадлежала идея довольно остроумной «ловушки» для английских зенитчиков. Для того чтобы сбивать с толку расчеты прожекторов и орудий, он предложил экипажам дирижаблей иметь на борту комплект сигнальных ракет белого цвета. Дело в том, что точно такие же ракеты использовали пилоты истребителей-перехватчиков для обозначения своего присутствия в воздухе. Заметив белую ракету, прожектористы, чтобы не слепить своих летчиков, должны были немедленно выключить прожекторы, а расчеты зенитных орудий соответственно были вынуждены прекращать огонь. Даже несколько десятков секунд замешательства в стане неприятеля позволяли цеппелину незаметно ускользнуть из опасного района. Особое внимание командиров дирижаблей Венке обратил на то, что прожекторы противника не в состоянии удерживать дирижабль в луче, если тот летит на высоте более трех километров.

Делясь с другими своим богатым опытом, капитан-лейтенант Мати не считал зазорным прислушиваться к чужим советам. Особенно ценным он считал мнение Фридриха Венке, которому удалось-таки совершить тот «идеальный» налет на Лондон, о котором так мечтал Петер Штрассер.

8 сентября 1915 года Генрих Мати собирался повторить успех своего коллеги, даже превзойти его. Тем более, что он был не один. Погода благоприятствовала рейду, поэтому рандеву воздушных кораблей прошло успешно, и, рокоча моторами «Майбах» СХ, цеппелины развернулись в сторону Британских островов. В 8.30 вечера, на час раньше назначенного срока, «эскадра» Мати подошла к английскому берегу. Попутный ветер заметно прибавил цеппелинам скорости, и Мати пришлось еще добрых три четверти часа кружить на минимальных оборотах винтов вне видимости берега. Впрочем, задержка пошла даже на пользу потому, что экипажи получили возможность передохнуть после семичасового перелета. Наконец стемнело, и Генрих Мати решил, что пора приступать к выполнению задания.

К этому моменту L-13 остался в одиночестве. L-9 ушел вперед, чтобы попытаться нанести удар по химическому заводу, расположенному на северном побережье Англии, a L-11 и L-14 отстали в наступивших сумерках. Видимо, неполадки в двигателях не позволяли им поддерживать необходимую скорость. Выяснить, куда же подевались эти корабли, Мати не мог из-за режима радиомолчания, неукоснительно соблюдавшегося с момента рандеву.

Следует отметить, что что для своих радиосообщений германские цеппелины часто пользовались так называемым кодом «HVB» (Handels schiffsverkehprsbuch) — официальным кодом германского торгового флота. Один экземпляр этой книги попал в руки англичан в Австралии еще в начале войны, второй был выловлен сетями траулера в Северном море. Таким образом, англичане получили возможность иногда перехватывать переговоры командиров цеппелинов.

Ночь была исключительно благоприятной для нападения. На угольно-черном небе ярко сверкали звезды, от предательницы-луны, главного врага цеппелинов в первых налетах, серебрился только узенький серпик. Приглушено урча моторами, L-13 набирал высоту над английской землей. Генрих Мати планировал выйти на Лондон с той стороны, откуда его меньше всего ожидали — с севера, из глубины Британии. Больше всего командира дирижабля тревожила возможная потеря ориентировки в случае введения англичанами в действие плана по затемнению. Однако, к большому удивлению Мати, под воздушным кораблем медленно проплывали ярко освещенные городки и деревни, выбрасывая снопы искр из паровозных труб, по рельсам бежали поезда, по реке Кем, притоку Темзы, скользили баржи и пароходы. Мати не верил своей удаче — британская служба наблюдения и оповещения проморгала их пролет над побережьем! Безо всякого труда штурман L-13 вывел дирижабль на Кембридж, расположенный в семидесяти километрах к северу от Лондона. Город сверкал ослепительным морем огней. Отсюда Мати рассчитывал начать заход на неприятельскую столицу.

Зарево огней, стоявшее над огромным городом, успокаивало — L-13 до сих пор не был обнаружен. «Увеличить высоту до 2800 метров», — скомандовал Мати, и громадная сигара цеппелина слегка приподняла нос. Генрих Мати недаром считался самым удачливым командиром. Он старался не давать противнику ни малейшего шанса на успех. Несмотря на то что практически вся английская авиация находилась на Западном фронте, а большинство зенитных орудий, прикрывавших Лондон, имели вертикальную дальность стрельбы менее двух километров, Мати хотел исключить даже ничтожно малую вероятность поражения дирижабля каким-нибудь шальным снарядом. По мере того как воздушный корабль забирался выше и выше, в неотапливаемой, продуваемой всеми ветрами рубке управления становилось все холоднее. Аэронавты ежились в своих кожаных регланах на меху, и только командир, казалось, не чувствовал никакого дискомфорта. Он спокойно стоял в распахнутом реглане и в бинокль высматривал цели для бомбового удара. А он обещал быть весьма болезненным — L-13 нес около двух тонн зажигательных и фугасных бомб, среди которых находилось и «чудо-оружие» — фугаска весом 300 кг. По тем временам это была одна из самых мощных бомб, которую способен был поднять летательный аппарат. Осенью 1915 года русские авиаторы сбросили с бомбардировщика «Илья Муромец» 410-килограммовую бомбу, но эти работы так и не вышли из стадии эксперимента. Обычная бомбовая нагрузка этого «летающего крейсера» не превышала 150-200 кг.

Центр Лондона был частично затемнен, но Генрих Мати, который до войны не раз бывал в британской столице, легко, словно на карте, определял контуры кварталов, проплывавших внизу. L-13 уже миновал северо-западную окраину Лондона, и члены экипажа, возбужденные опасностью и чувством близкой победы, забыв о субординации, устроили в рубке настоящий базар. Каждый считал своим долгом указать командиру на достойный, по его мнению, объект для бомбардировки. Мати, прекрасно понимавший состояние своих подчиненных, не одергивал их слишком резко. «Главное — не торопиться, — повторял он. — Раз уж мы забрались в королевский дворец, то надо как следует побуянить в тронном зале, а не колотить горшки на кухне». И когда впереди замаячил характерный силуэт здания британского парламента, он отдал команду: «Приготовиться!».

Хронометр в рулевой рубке L-13 показывал 22.49, когда первая серия фугасных и зажигательных бомб ушла в темноту. Дирижабль, освободившись от груза, рванулся вверх. «Вторая серия — пошла!» — крикнул Мати, и следующий десяток смертоносных снарядов обрушился на беззащитный город. Наконец-то спохватились английские зенитчики — в небе беспорядочно захлопали разрывы шрапнели, а белые лучи прожекторов, словно пальцы слепца, начали нащупывать в кромешной темноте серебристую «сигару» цеппелина. В воздух поднялись 6 самолетов. Однако освещение на улицах Лондона продолжало гореть как ни в чем не бывало, и Генрих Мати решил пока не вводить в дело свой «главный калибр», 300-килограммовой бомбой он рассчитывал поразить здание Английского банка, обнаружить которое в ярком свете уличных фонарей было не так-то сложно. Но тут первый луч прожектора скользнул по борту L-13, ослепив на несколько секунд весь экипаж. Как не велико было желание покружить над Лондоном еще несколько минут, но опытный Мати понимал, что его основной козырь, внезапность, уже утерян. Сейчас прожектористы вцепятся в дирижабль мертвой хваткой, а 26 зенитных орудий, прикрывающих центр города, сосредоточат всю мощь огня на попавшем в ловушку L-13. Целиться стало практически невозможно, и командир принял единственно правильное в этой ситуации решение — избавиться от бомбового груза и уходить.

Третий залп был самым мощным. Вместе с «колосс-бомбой» на Лондон пролился настоящий дождь зажигалок и фугасок. Четыре «Майбаха» взревели во всю мощь, и, набирая скорость, L-13 скрылся в спасительной темноте. Последней точкой в этом налете стали 2 бомбы, сброшенные на Ливерпульский вокзал (попавшие, однако, в стоявшие на привокзальной площади омнибусы). Оставив за собой 109 убитых и раненых, более 500 000 фунтов стерлингов материального ущерба и гигантский пожар, бушующий в центре города, воздушный корабль Генриха Мати бесследно растаял в ночном небе Англии...

Рейд 8 сентября 1915 года стал самым удачным налетом на британскую столицу за всю историю Дивизиона воздушных кораблей. Неудивительно, что историография этого, скажем прямо, неординарного события, весьма обширна. Вот, к примеру, свидетельство старшего механика L-13, находившегося во время бомбардировки Лондона в рулевой гондоле рядом с Генрихом Мати.

«Самую большую бомбу мы сбросили с высоты примерно в два с половиной километра. К сожалению, в цель она не попала, но даже с той высоты, на которой находился L-13, можно было разглядеть чудовищный масштаб разрушений, вызванных взрывом 300-килограммового монстра. Целый городской квартал превратился в груду обломков и щебня. Через несколько секунд на этом же месте начал разгораться пожар, охвативший затем всю центральную часть Лондона. Эта картина казалась нам совершенно фантастической, и буквально весь экипаж словно завороженный застыл у иллюминаторов гондолы. И вдруг — резкий свет, ослепительный, как удар по глазам. Это зенитный прожектор поймал нас в свой луч. Когда ко мне вернулось зрение, на фоне огненного ковра, застилавшего Лондон, сквозь слезы я разглядел странные темные шарики, которые как бы подплывали к дирижаблю все ближе и ближе. Другие члены команды L-13 с неменьшим интересом разглядывали эти штуки, пытаясь понять, что же все-таки это такое. Внезапная догадка пронзила меня, словно электрический ток. Шрапнель! И действительно, это были разрывы зенитных снарядов, медленно, но верно приближавшиеся к нашему воздушному кораблю, в оболочке которого находилось 35 000 куб. м водорода.

Видимо, я не один был таким догадливым — кто-то в рубке заорал не своим голосом: «Пора сматываться отсюда к чертовой матери!» Этот призыв был поддержан другими членами команды с большим энтузиазмом, но наш командир казался абсолютно безразличен к этим воплям. Он приказал сделать еще один круг над центром, чтобы подыскать цель для последних двух фугасок. Генрих Мати был спокоен так, будто он находился не под обстрелом на мостике цеппелина, а сидел в прогулочной лодке, выбирая на берегу самое удобное место для пикника. Да, черт возьми, такого командира дирижабля надо было еще поискать!

Оставшиеся бомбы мы сбросили на железнодорожную станцию. Удар был точным — вверх полетели рельсы, обломки пакгауза и двух больших автобусов, стоявших перед зданием вокзала. Разглядеть эти подробности не составляло никакого труда — по улицам Лондона текли огненные реки пожаров, вызванных нашими зажигалками.

Наконец-то Мати успокоился. Все, что мог, он уже сделал. Бомбы закончились, пришло время выходить из боя. Он приказал дать полный ход и увеличить высоту полета до трех с половиной километров. Эта предосторожность была явно не лишней — зенитные снаряды начинали рваться в опасной близости от дирижабля, и достаточно было маленького раскаленного осколка, чтобы L-13 превратился в погребальный костер для всех шестнадцати членов его команды. Парашютов мы с собой никогда не брали. Во-первых, они были еще слишком ненадежны, а во-вторых, тяжелые и громоздкие ранцы «съедали» драгоценные килограммы полезной нагрузки. Вместо них мы либо грузили лишнюю пару-тройку бомб, либо заливали несколько десятков литров горючего.

Когда горящий Лондон остался позади и я смог перевести дух, то с удивлением обнаружил, что несмотря на зверский холод, который царил в продуваемой всеми ветрами гондоле, пот буквально катится с меня градом. Слаженный рев «Майбахов», за которыми я неусыпно следил во время всего пути, успокаивал, вселяя надежду на благополучное возвращение домой. Те 12 минут, которые мы провели над центром британской столицы, показались мне вечностью. Целых 10 часов понадобилось L-13 чтобы пересечь Северное море и добраться до своего эллинга. Подвахтенные забрались в свои подвесные койки и захрапели. Я же, отстояв две вахты, буквально валился с ног, но так и не смог сомкнуть глаз. Нервное напряжение было так велико, что несмотря на смертельную усталость, сон не шел ко мне.

Я смотрел на занимавшийся рассвет и, может быть впервые, понимал, насколько он прекрасен. Я никогда не был верующим человеком, нет. Но в это утро я благодарил Бога за то, что он не дал мне умереть. И я молился о том, чтобы удача сопутствовала нам в следующем рейде. И в следующем. И в тех, что будут потом. Но в глубине души я чувствовал, что от судьбы не уйдешь. В полной мере это чувство знакомо, пожалуй, только подводникам и боевым аэронавтам. Рано или поздно каждый из нас должен вытащить из колоды туза пик».

Итак, экипаж L-13 как триумфаторов встречал весь личный состав Дивизиона воздушных кораблей. А что же противная сторона? Как пережили этот разрушительный налет жители британской столицы? Американский репортер А. Шеферд, ставший очевидцем бомбардировки, оставил после себя следующее свидетельство:

«...Все движение на улицах замерло. Тысячи людей провожали глазами продолговатый силуэт цеппелина, так мирно плывущий среди осенних звезд. Время от времени лучи прожекторов касались боков несущего смерть корабля, и тогда его корпус начинал светиться лунно-желтым светом. Город сотрясали разрывы бомб. Смерть и разрушение пришли в Лондон. Отчаянно лаяли зенитки, пытаясь поразить шрапнелью неуязвимого врага.

— Ради всего святого, не делайте этого! — услышал я рядом испуганный шепот. Один человек умолял другого погасить спичку, от которой тот пытался прикурить. И тут я вдруг обратил внимание, что люди вокруг меня боялись открыть рот! Они разговаривали только шепотом, словно неосторожный, громкий звук мог достигнуть ушей тех, кто управлял цеппелином, и новая порция бомб тотчас же обрушилась бы на голову болтуна и заставила его замолчать навеки.

В эту ночь самый большой город на Земле превратился в поле битвы, причем англичанам приходилось сражаться и за те семь миллионов мирных мужчин, женщин и детей, что до сих пор не подозревали, какую опасность таит в себе лондонское небо. Одинокий дирижабль заставил целый город сжаться в ужасе, как кролик перед удавом. На четверть часа война вошла в жизнь каждого лондонца».

Пока в Берлине гремели фанфары, а кайзер раздавал награды экипажу L-13, в английских военных штабах царили уныние и растерянность. Британские газеты в один голос призывали доблестные войска метрополии покарать наглых агрессоров, подвергших варварской бомбардировке городской парк, жилые районы и склады текстильной фабрики. Среди убитых и раненых во время налета 8 сентября основную массу составляли мирные жители Лондона. Собор святого Павла, один из главных католических храмов страны, уцелел просто чудом, так как самая тяжелая бомба разорвалась буквально на соседней улице. Наибольшее количество жертв оказалось в двух омнибусах, разбитых во время атаки Ливерпульского вокзала. Страсти разгорались с каждым днем, грозя обрушить волну народного гнева на головы британских генералов и адмиралов. Для того чтобы успокоить общественное мнение, требовались решительные действия по укреплению системы ПВО столицы Великобритании и ее крупных политических и экономических центров. Но наличных сил и средств для реализации этой задачи было явно недостаточно. Через неделю после налета L-13 на Лондон британское Адмиралтейство выпустило секретный меморандум о реальном положении дел с защитой Англии от рейдов цеппелинов. Вскоре этот документ по каналам немецкой разведки попал в штаб Дивизиона воздушных кораблей, и его чтение доставило немало приятных минут Петеру Штрассеру. Меморандум был очень длинным и весьма подробным, но кратко его содержание сводилось к следующим пунктам:

— одиночный рейдер за 12 минут нанес столице Британской империи ущерб, сопоставимый с потерями в крупной военной операции;

— нападение было абсолютно внезапным, силы противовоздушной обороны не подозревали о присутствии L-13 до тех пор, пока первые бомбы не начали рваться на улицах города;

— расчеты прожекторных установок производили поиск дирижабля совершенно хаотично и не могли удерживать его в луче дольше нескольких секунд;

— наводчики зенитных орудий не смогли определить высоту полета L-13 и его курс, несмотря на то что цель находилась в зоне эффективного огня около 15 минут;

— истребители-перехватчики так и не были подняты по тревоге; причины: во-первых, самолеты не были оборудованы для ночных полетов, во-вторых, время набора необходимой для атаки цеппелина высоты было слишком велико, чтобы догнать и атаковать его;

— в случае нападения на город нескольких дирижаблей, количество жертв и разрушений возрастет в несколько раз, а вероятность их перехвата заметно снизится из-за того, что силам ПВО придется бороться с несколькими целями одновременно;

— в ближайшее время следует ожидать активизации действий немецких цеппелинов и повышения эффективности налетов, так как на вооружение воздухоплавательных частей должны поступить корабли улучшенной конструкции, с большей бомбовой нагрузкой, скоростью и высотой полета.

У командира Дивизиона воздушных кораблей были все основания гордиться действиями экипажа Генриха Мати. С каждой страницы меморандума Адмиралтейства сквозила неприкрытая тревога и даже страх перед новыми рейдами. Штрассер отдавал себе отчет в том, что противник приложит все усилия для того, чтобы защитить своих граждан, города и военные объекты на территории Британских островов, но эта перспектива его не пугала. Скорее наоборот, это являлось одной из главных задач, которую Петер Штрассер пытался реализовать при помощи налетов своих дирижаблей. Не нанесение прямого материального ущерба, а подрыв военного потенциала неприятеля — вот ради чего уходили в ночное небо воздушные корабли.

Чтобы отбиться даже от одиночного воздушного рейдера, англичанам приходилось строить новые аэродромы, отводить с фронта эскадрильи истребителей, оборудовать прожекторные и звукоулавливающие станции, постоянно увеличивать число зенитных батарей, прикрывающих крупные города и центры военной промышленности. Мероприятия по затемнению нарушали ритмичность работы промышленности и транспорта, что негативно сказывалось на выпуске военной продукции. В обществе росло недовольство бессилием военных и их неспособностью предотвратить жертвы среди мирного населения. Моральный дух жителей столицы и крупных городов Англии заметно упал. Многие готовились эвакуироваться на север страны или уехать на время в сельскую местность. Штрассер чувствовал, что еще немного, и в стане врага начнется самая настоящая паника. Цифры, приведенные в меморандуме, подкрепляли эту уверенность.

Вести с фронтов для Антанты также были неутешительными. Зимой 1915 года французы проиграли битву у города Суассон. В марте объединенная союзная эскадра попыталась блокировать Босфор и Дарданеллы, а также высадить десант для захвата Константинополя, но и эта операция закончилась неудачей. Во время второго сражения на реке Ипр немцы впервые применили боевые отравляющие вещества. 7 мая 1915 года немецкая подводная лодка торпедировала лайнер «Луизитания» — «двоюродную сестру» печально знаменитого «Титаника». Эта трагедия унесла жизни почти двух тысяч человек, главным образом женщин и детей. На Восточном фронте русская армия беспорядочно отступала из Польши, сдав немцам Варшаву и едва избежав окружения. Единственной приятной новостью для союзников в 1915 году стала весть о вступлении Италии в войну на стороне Антанты, однако радость очень скоро сменилась горечью разочарования: итальянская армия была вдребезги разбита австро-венгерскими войсками при Исонзо. Это поражение стало первым звеном в цепи военных неудач нового союзника Англии, Франции и России.

Ситуация начала выправляться к концу года, когда бегство русской армии наконец-то остановилось, а британский экспедиционный корпус захватил часть немецких колониальных владений в Северо-Западной Африке. И тем не менее военная кампания 1915 года была с большим преимуществом выиграна Германией и ее союзниками. В общий «улей победы» немалую толику «меда» принесли и дирижабли Дивизиона воздушных кораблей. Противники применения «летающих колбас» в военных целях были посрамлены. Дюжина цеппелинов связала на Британских островах по рукам и ногам десятки самолетов, сотни зенитных орудий и прожекторов и тысячи солдат и офицеров, в которых так нуждался в то время Западный фронт.

В ночь на 11 сентября армейский LZ-77 совершил рейд на Эссекс, который закончился полным провалом — ни одна из сброшенных бомб не взорвалась.

В сентябре L-11, L-13, L-14, L-15 и L-16 осуществили еще один весьма успешный налет на Лондон, причем все цеппелины достигли цели и невредимыми вернулись домой, несмотря на активное противодействие зенитных средств и авиации.

После удачного налета на Лондон 8 сентября 1915 года, Петер Штрассер получил личную благодарность адмирала фон Мюллера, начальника военно-морской канцелярии кайзера, и был повышен в звании. В приказе фон Мюллер отметил высокую точность бомбардировок. Отдельным пунктом было выделено неукоснительное следование директиве кайзера, запрещающей бомбометание по Букингемскому дворцу и исторической части Лондона. Удача Генриха Мати и реакция англичан на сентябрьские рейды заметно укрепили боевой дух командира дивизиона, подорванный одним весьма печальным событием.

3 сентября 1915 года Петер Штрассер находился на военно-морской базе в Куксхафене на острове Гельголанд. Из бухты был прекрасно виден дирижабль L-10, который после удачного разведывательного полета заходил на посадку на базу Нордхольц, расположенную неподалеку. Погода в тот день была ветреной, по небу неслись низкие дождевые облака. Командовал воздушным кораблем лейтенант Штикер, один из самых опытных воздухоплавателей германского флота и участник многих рейдов на Лондон.

Вот дирижабль завис на высоте примерно 600 м, затем описал плавный круг над акваторией Гельголандской бухты. L-10 уже нацелил свой нос на причальную мачту и начал снижение, как вдруг яркая вспышка осветила 180-метровый корпус цеппелина. Спустя несколько секунд все было кончено — гигантской кометой дирижабль врезался в волны, ставшие могилой для девятнадцати аэронавтов и их командира.

Удар молнии? Взрыв водорода, вызванный разрядом статического электричества? Ошибка или небрежность экипажа? Причину катастрофы, свидетелем которой он невольно стал, Штрассер решил установить лично. Он опросил всех очевидцев трагедии, включая расчеты береговых батарей и экипаж корабля брандвахты. Все они считали, что в момент взрыва корпус дирижабля частично находился в облаках и, скорее всего, был поражен грозовым разрядом. Мощная искра воспламенила смесь кислорода и водорода, которая неизбежно образуется в оболочке во время стравливания несущего газа из баллонов.

Петер Штрассер придерживался иной точки зрения. Материалы расследования легли в основу подготовленной им инструкции по маневрированию в непосредственной близости от грозовых облаков, которая была немедленно доведена до всех экипажей Дивизиона воздушных кораблей. Особое внимание командиров дирижаблей обращалось на соблюдение правильного режима снижения и графика стравливания водорода из баллонетов. По мнению Штрассера, Штикер слишком быстро выпускал водород, что могло привести к электризации оболочек баллонов. Командам цеппелинов строжайше запрещалось производить снижение в грозовых облаках.

С тех пор как Петер Штрассер увидел в Фридрихсхафене обугленные обломки L-2, в его душе осталась боль. Боль и тревога за тех людей, которых он как командир посылал на смертельно опасные задания и которые верили ему, как Богу. Каждую потерю он переживал как личную трагедию. Да это и были действительно личные трагедии — Дивизион воздушных кораблей стал и домом, и семьей одинокого офицера флота. Педантичный и придирчивый во всем, что касалось службы, Штрассер слыл душой компании во время офицерских вечеринок, нередко оплачивая счета из своего не очень большого жалованья.

Но не этим завоевал он расположение и любовь своих подчиненных. Дивизион воздушных кораблей был совершенно необычным подразделением, не имевшим аналогов ни в военно-морском флоте Германии, ни в сухопутной армии. Практически весь его офицерский состав комплектовался на добровольной основе. Служить сюда шли те, кто были влюблены в небо и не представляли себя вне авиации. Они сознательно обрекали себя на жизнь, полную риска и опасности, ради одной цели — летать. Даже самые отчаянные сорви-головы, подводники, и те признавали, что им далеко до «самоубийц на «летающих сосисках».

Несмотря на то что во время боевых вылетов экипажам дирижаблей приходилось в буквальном смысле ходить по лезвию бритвы, служба в дивизионе была... скучноватой. Погодные условия позволяли вести воздухоплавателям активные боевые действия практически только с апреля по сентябрь, да и в этот короткий промежуток времени Атлантика успевала не раз показать свой непредсказуемый и весьма скверный нрав. Длительные перерывы между налетами на Британские острова расхолаживали экипажи.

Да и какие могут быть на войне развлечения? Офицерский клуб, примитивные спортивные снаряды, книги, изредка кино — вот, пожалуй, и все, чем могли занять себя бесстрашные асы ночных бомбардировок долгими зимними вечерами. Будучи экспертом в области аэронавтики, Штрассер и от подчиненных требовал безупречного знания своей боевой техники. Он заставлял офицеров проводить регулярные тренировки с экипажами, добиваясь отличной слетанности и закрепляя навыки управления таким неуклюжим летательным аппаратом, как дирижабль. Правда, цеппелины, хотя и считались в начале века чудом техники, по конструкции были весьма просты, если не сказать примитивны. Их двигатели мало чем отличались от обычных автомобильных моторов того времени, а органы управления практически полностью копировали корабельные. Вооружались дирижабли обычными авиационными бомбами и пулеметами, поэтому неудивительно, что на освоение новой летающей техники у моряков уходило всего несколько недель.

Командиров кораблей Петер Штрассер постоянно «натаскивал» в решении навигационных задач, принимал самое деятельное участие в разработке будущих маршрутов, проводил занятия по метеорологии. Каждый боевой эпизод тщательно разбирался на своеобразных научно-практических конференциях, в ходе которых рождались новые тактические приемы, совершенствовалась техника преодоления ПВО, обсуждались возможные усовершенствования конструкции цеппелинов и их вооружения.

Одним из способов поддержания боевого духа и практических навыков аэронавтов стало участие дирижаблей дивизиона в маневрах и боевых операциях военно-морского флота. При совместном маневрировании боевых кораблей и дирижаблей, последним отводилась роль разведчиков и корректировщиков стрельбы. Несколько раз Петер Штрассер предпринимал попытки поразить учебными бомбами плавучую мишень, но результат этих экспериментов оказался весьма разочаровывающим — существовавшие в то время примитивные бомбардировочные прицелы не позволяли добиться приемлемого числа попаданий в мишень.

Иногда зимняя погода преподносила аэронавтам приятные сюрпризы в виде морозных безлунных ночей, и тогда рейды на Британские острова ненадолго возобновлялись. Следует заметить, что англичане тоже не дремали, используя осенне-весеннюю передышку для укрепления противовоздушной обороны метрополии. Налеты на неприятельские города в 1915 году все меньше стали походить на «увеселительные прогулки», которыми наслаждались экипажи цеппелинов.

В ночь на 13 октября L-11, L-13, L-15, L-16 и L-19 совершили очень удачный рейд на Лондон, Норфолк, Саффолк, Эссекс и Кент. Промышленным центрам был нанесен значительный ущерб. Убито и ранено около 200 человек.

За весь 1915 год 37 немецких дирижаблей произвели 20 налетов на Британию и Лондон, при этом было сброшено 37 тонн бомб. Результат — 208 убитых, около 430 раненых.

В октябре дирижаблям впервые пришлось действовать совместно с армейской авиацией при бомбардировке главных узловых пунктов железной дороги Реймс — Верден и ее ответвлений. На Восточном фронте прошли успешные налеты на Ломжу, Белосток, Гродно и Ковно. Во время летнего наступления с успехом бомбардировались узловые пункты железных дорог, идущих к Млаве, Брест-Литовску и Вильно, а позднее Брест-Литовск и железная дорога у Кобрина. После постройки эллинга под Варшавой оттуда осенью был совершен ряд налетов на южную часть русского фронта в районе Ровно. Дирижаблям, размещенным в старых эллингах, в качестве целей были назначены Двинск, Рига, узловые железнодорожные станции Минск, Вилейка и Лида.

Во время налетов на Англию в 1915 году армейские дирижабли сбросили большое количество бомб. Тем самым они нанесли серьезный ущерб экономике англичан и приковали к метрополии большие средства ПВО, ослабив фронт во Фландрии и Франции. Заметное сокращение числа вылетов на боевые задания на Западном фронте объяснялось увеличившимся числом потерь дирижаблей и тем фактом, что из-за частых налетов авиации Антанты стало невозможно пользоваться базами, расположенными в Бельгии. Пришлось использовать эллинги на Рейне, что привело к увеличению расстояния до целей. При такой большой дальности полета быстроменяющиеся метеорологические условия играли большую роль: полеты, которые с бельгийских баз были вполне выполнимы, не могли совершаться с удаленных рейнских баз или же прерывались на середине пути. Для дирижаблей с объемом 35 000 куб. м такие дальние цели, как Булонь, Руан, Абвиль были досягаемы лишь при особо благоприятных погодных условиях.

<< Назад   Вперёд>>   Просмотров: 3439



Ударная сила все серии	Автомобили в погонах