Глава 25
В августе 1919 года верховное командование красных решило покончить с Северо-западной армией, которая в это время приблизилась на опасное расстояние к Петрограду. На позициях красных за линией фронта наблюдались признаки повышенной активности, пленные сообщали о ежедневном прибытии на фронт свежих красных дивизий. Мы ожидали крупного наступления каждое утро и пытались предотвратить главный удар. Но еще до того, как красные выбрали время для его нанесения, мы получили приказ штаба о всеобщем отступлении.
Большинство железнодорожных путей и шоссе между Петроградом и границей Эстонии тянулись по прямой линии с востока на запад, но по каким-то непонятным причинам было приказано оставить главные пути и отступать в юго-западном направлении. Лишь бронепоезда были вынуждены двигаться на запад по основному пути на Ямбург, нам дали указания обеспечивать их свободное прохождение до тех пор, пока последняя воинская часть не перейдет железнодорожное полотно с севера.
Во время отступления нервозность всегда достигает апогея, все становится возможным, когда войска перемещаются по проселочным дорогам в стороне от известных им ориентиров. Когда белые пехотинцы отступили за железнодорожные пути, противник совершил рывок вперед вдоль прибрежного шоссе, тянувшегося параллельно железной дороге. На другой день мы все еще находились на расстоянии примерно 50 миль к востоку от Ямбурга и стояли перед угрозой быть отрезанными от своей базы. Наступление красных неуклонно набирало темп, линии коммуникаций стали ненадежны, никто не знал, какие участки железной дороги еще оставались под защитой белой пехоты.
Ранним утром я корректировал из окопа артиллерийский огонь, когда получил указание немедленно вернуться на бронепоезд. С учетом того, что телефонисты медленно сворачивали провода, наше возвращение заняло два часа. Как только мы сели на бронепоезд, он тронулся. Я занял свое место в наблюдательной кабине. Командир выглядел усталым и встревоженным.
– Пока вы отсутствовали, к нам доставили важного пленника, – сообщил он. – Он офицер и располагает ценной информацией относительно дислокации красных войск. Нам придется доставить его в штаб в Ямбурге, а затем мы сможем вернуться на фронт. Но на этот раз я расставлю наши посты в самых важных местах железнодорожного пути, с тем чтобы противник не пересек его без нашего ведома.
Примерно в 8 милях к западу мы заметили, как через пути движется полк белых. Наш бронепоезд остановился. Мы узнали от пехотных офицеров, что красные патрули следуют за нами на небольшом расстоянии. После этого бронепоезд ехал несколько миль по лесистой местности без признаков какой-либо активности вокруг. Я невольно перевел взгляд на верхушки деревьев к северу, пытаясь угадать, что за ними скрывается.
Через равные отрезки пути мы высаживали небольшие группы солдат с пулеметом, перед которыми ставилась задача внимательно наблюдать за окружающей местностью и удерживать свои позиции до возвращения бронепоезда. В 12 милях от Ямбурга мы встретили дрезину с двумя железнодорожниками. Командир обрадовался.
– Вот что нам нужно! – воскликнул он и повернулся ко мне: – Пехота нуждается в нашей поддержке, дальше мы не поедем. Я оставлю здесь последний пост и вернусь на фронт. Вы доставите пленника в Ямбург на дрезине. После этого возвращайтесь на этот пост и дожидайтесь нас. Уверен, что комендант Ямбурга обеспечит вас каким-нибудь средством транспорта. Удачи!
Как только мы с пленным взобрались на дрезину, бронепоезд тронулся в обратный путь. Я украдкой следил за своими спутниками. Оба железнодорожника выглядели угрюмыми и хмурыми, между тем пленник – высокий мужчина в длинной кавалерийской шинели до пят – был молчалив и скован. Хотя с каждой милей мы приближались к армейской базе, чувство опасности по мере удаления бронепоезда возрастало. Однако, несмотря на мои дурные предчувствия, мы добрались до пункта назначения без приключений.
Сонный, провинциальный Ямбург теперь пребывал в волнении. На улицах толпились солдаты, длинные вереницы фургонов с ранеными и ящиками боеприпасов медленно двигались к мосту через Лугу. Широкая площадь перед вокзалом напоминала армейский лагерь. Я чувствовал себя взволнованным и потерянным в беспокойном море людей. Понадобилось несколько часов, чтобы найти штаб. К тому времени, когда я передал пленного и вернулся на станцию, стемнело.
После нескольких безуспешных попыток разыскать коменданта я наконец нашел его в кабинете. Это был жилистый нервный полковник, осаждаемый бесконечными запросами и отчаянно стремившийся навести хоть видимость порядка среди общего хаоса. Когда я объяснил ему, зачем пришел, он воздел обе руки к потолку и воскликнул:
– О боже! Это сумасшедший дом… Вам известно, что противник подошел к городу на расстояние 10 миль? А вы просите у меня транспортное средство для поездки в тыл противника!..
– Полковник, мне известно, что наш бронепоезд находится в 40 милях к востоку отсюда, мне приказано вернуться как можно скорее.
– Вы можете добираться до своего бронепоезда любым способом! Я слишком занят наведением порядка в этом бардаке, чтобы еще заниматься вами!
Я выбрался из переполненного кабинета и пошел в восточном направлении. Товарное депо бурлило и шумело. Маневровые паровозы формировали длинные составы товарняка. Я был то ослеплен их огнями, то погружался в кромешную тьму. Оставляя шум и гам позади, я шел по путям, пока не добрался до окраины города. По обеим сторонам железнодорожного полотна на насыпи горели костры, вокруг которых располагались солдаты. Пламя причудливыми красными бликами плясало на их лицах.
Дойдя до последнего поста, за которым начиналось темное безмолвие, я остановился, чтобы расспросить патруль о дальнейшем пути. Молодой лейтенант, лежавший на земле, отвечал на мои вопросы, не меняя положения:
– Мне кажется, вам не удастся дойти до вашего бронепоезда. Насколько мне известно, мы последний патруль. Между нами и противником больше никого нет, но это меня беспокоит меньше всего: мы шли без передышки три дня, и гвозди в этих новых сапогах сделали в моих подошвах такие дыры, что я рад остановке.
Я поколебался долю секунды, затем взобрался на насыпь и продолжил свой путь на восток: казалось, не было ничего хуже той тревожной неопределенности, которую я оставлял позади. Я отошел не так далеко, когда из-за туч показалась луна и осветила окрестности каким-то фантастическим серебристо-зеленым светом. Стальные рельсы словно бежали вдаль, а в противоположность им темные кроны деревьев, нависавшие по обеим сторонам рельсов, выглядели устрашающе.
В одиночестве, лунном свете и тишине мое воображение здорово разыгралось. Мрачные тени возникали то там, то тут среди деревьев, снова и снова мне казалось, что вижу крадущиеся фигуры, которые на самом деле вблизи оказывались кустами. В голове роились мысли о том, какую удобную цель я представляю собой, шагая по насыпи. Я попытался идти по лесу, но одежда цеплялась за ветки деревьев, и это мешало движению. Под ногами трещал хворост, казалось, что каждый мой шаг слышится на километры. Я попробовал спуститься к железнодорожному полотну, но обнаружил, что преодолевать у основания насыпи грязь и высокую траву еще труднее. Тогда я снова вернулся на пути, и меня опять охватила паника.
Но по мере того как я преодолевал километр за километром, нервное напряжение сменялось усталостью. Ружье казалось тяжелее, чем обычно, пояс с боеприпасами впивался в кожу, как я его ни поправлял. Под-ходя к каждому переезду, я пристально вглядывался вперед в надежде увидеть признаки присутствия людей с бронепоезда, но никого не замечал. Меня одолевали дурные предчувствия: может, командиру пришлось изменить свои планы и ликвидировать череду постов. Сомнения ослабляли мою решимость, ночное путешествие казалось бесцельным. Я заставлял себя идти дальше, причем по-ребячески старался перешагивать через шпалу, не теряя равновесия.
Закончилось все неожиданно. Впереди лес подступал к насыпи все ближе, пока не образовалась узкая теснина. Неподалеку находился переезд с просеками между деревьев, выходившими к путям. На одной из них виднелась в полкорпуса фигура человека. На этот раз я не мог ошибиться: человек стоял неподвижно, а дуло его ружья, опиравшегося на ветку дерева, было направлено на меня.
Меня пронзило болезненное ощущение, будто кто-то нанес мне под дых неожиданный удар. Ноги дрожали, но я инстинктивно продолжал движение вперед. Ужасно хотелось быстро спрыгнуть с насыпи или лечь на шпалы и, сняв ружье, приготовиться к ответному удару. Однако здравый смысл подсказывал, что незнакомец успеет выстрелить, как только я двинусь. Единственный шанс давали невозмутимость и спокойствие.
Незнакомец стоял не более чем в ста шагах от меня. Мои ноги отяжелели, стали словно свинцовые, напрягся каждый нерв. Расстояние между нами сократилось уже до пятидесяти шагов… Голос незнакомца заставил меня вздрогнуть, а мое сердце – радостно забиться:
– Это ты, гардемарин?
Солдат с бронепоезда! Наконец-то я добрался до поста. Когда подошел к месту, где стоял солдат, колени просто подгибались. Никогда прежде я не испытывал такого животного страха.
Через несколько минут я овладел собой достаточно для того, чтобы выслушать рапорт сержанта. Одиннадцать солдат с двумя пулеметами провели весь день без эксцессов. Они не встречались с противником, но и ничего не слышали о бронепоезде.
Как только рассвело, я пошел проверить три поста, установленные сержантом к востоку, западу и северу от станции. Места он подобрал хорошо, обзору впереди ничто не мешало.
Я вернулся в депо, но, хотя меня и клонило ко сну, расслабляться было опасно. Предыдущей ночью солдаты съели свои пайки, и еды больше не осталось. Мы сели на траву спиной к деревьям и стали ждать.
Первый тревожный момент наступил, когда солнце поднялось уже высоко. С поста к северу прибежал наблюдатель и сообщил, что заметил кого-то, идущего по лесу. Мы установили на позициях два пулемета и приготовились к бою. Очень скоро среди деревьев показался строй из 70–80 солдат и стал пересекать просеку в нашем направлении. На них была матросская форма, и мы знали, кто они такие. Заработал наш пулемет, и солдаты скрылись за кустами. После нескольких пулеметных очередей снова установилась тишина.
Два-три часа мы лежали прямо на земле, ожидая очередной атаки, затем появился наблюдатель с восточного поста с сообщением, что недалеко от депо железную дорогу пересекают строем люди. Очевидно, противник менял направление атаки, и, чтобы встретить его, мы установили пулеметы на позициях с восточной стороны. На этот раз матросы отказались атаковать открыто, но вели непрерывный ружейный огонь. То ли они переоценили нашу численность, то ли пытались отвлечь наше внимание. Когда солнце стало клониться к западу, оправдались мои худшие опасения. С западного поста поступило сообщение, что дорога на Ямбург перекрыта. К этому времени я был уверен, что с бронепоездом случилась какая-то беда. Чтобы приободрить солдат, которые стали проявлять беспокойство, я сказал им, что под покровом темноты мы оставим свою позицию и уйдем на юг. Но как раз в то время, когда мы приготовились сделать бросок через железную дорогу, до нашего слуха снова донесся шум.
Мы услышали отдаленное громыхание и гудение стальных рельсов – с востока приближался бронепоезд. Когда вагоны поравнялись с вражескими цепями, бронепоезд остановился и стал обстреливать из пулеметов лес по обеим сторонам от дороги. Через десять минут мы благополучно сели в вагон.
Я явился к командиру, который, бросив на меня быстрый взгляд, сказал:
– Мы проведем ночь в Ямбурге. Идите отдыхайте!
Покачивание вагонов в сочетании с неожиданно обретенной безопасностью оказывали на меня успокаивающее воздействие. Я сразу почувствовал, что в течение 48 часов не смыкал глаз и за это время прошел минимум 30 миль без еды. Я проковылял вдоль поезда, нашел хлеб, откусил от него кусок и лег спать в свою койку.
Вернувшись к нормальной жизни, я утратил чувство места и времени. Бронепоезд больше не двигался, но снаружи слышался ужасный шум: строчили пулеметы, кричали солдаты, раздавался звон разбитого стекла. Я пробежал в конец вагона, спрыгнул на землю и мгновенно узнал знакомые очертания вокзала Ямбурга. Когда я добежал до паровоза, бронепоезд пришел в движение. Я взобрался по лестнице в наблюдательную кабину и увидел через плечо сотни людей, бегущих через широкую площадь в нашем направлении. Некоторые из них спотыкались и падали – все пулеметы бронепоезда работали без устали.
В кабине я обнаружил командира, который резко выкрикнул:
– Красные прибыли раньше, чем мы их ждали! Вы спали 24 часа!
Наш бронепоезд был последним воинским подразделением белых, покинувшим Ямбург. Как только мы доехали до западного берега Луги, раздались несколько глухих взрывов: саперы взорвали железнодорожный мост.
Через несколько дней Красная армия форсировала реку, но темп ее наступления был утрачен, и последующие недели боевая активность спала. Бои сменились нудной окопной жизнью. В распоряжении Северо-западной армии осталась лишь узкая полоса земли между линией фронта и эстонской границей: за нашей спиной оставалась Нарва.
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 3214
