Императрица Александра Федоровна, в девичестве Алиса Гессенская, четвертый ребенок в семье великого герцога Людвига Гессенского и Алисы Английской, младшей дочери королевы Виктории, родилась в Дармштадте 6 июня 1872 года. Она очень рано потеряла мать и в основном воспитывалась при английском дворе. Очень скоро она стала любимейшей из внучек королевы Виктории, которая перенесла на белокурую Аликс всю любовь, которую испытывала к ее матери.^[7]

   В возрасте 17 лет юная принцесса приехала в Россию, в гости к своей старшей сестре Елизавете, которая была замужем за великим князем Сергеем Александровичем, братом царя Александра III. Принцесса принимала активное участие в жизни двора, появлялась на приемах и балах, где сразу обратила на себя внимание.

   Все считали ее возможной партией для наследника престола, но вопреки всеобщему ожиданию Алиса Гессенская вернулась в Дармштадт, а о свадьбе не было сказано ни слова. Может, ей самой не нравилась эта идея? Остается фактом, что пять лет спустя, когда пришло официальное предложение, она колебалась, прежде чем дала положительный ответ.

   Как бы то ни было, но летом 1894 года в Дармштадте состоялась помолвка, после чего был нанесен визит ко двору английской королевы. Что касается наследника русского престола, то он сразу после этого вернулся на родину. Через несколько месяцев Алисе пришлось срочно отправиться в Ливадию, где умирал Александр III. Она присутствовала при его кончине, а затем сопровождала гроб с телом покойного в Петербург.

   С Николаевского вокзала гроб был перевезен в Петропавловский собор. Это был хмурый ноябрьский день. Вдоль улиц, по которым по грязи и снегу двигался траурный кортеж, собралась огромная толпа. Стоящие в толпе женщины крестились, и были слышны испуганные голоса: «Она пришла к нам с гробом. Она несет нам несчастье».

   Действительно, казалось, будто с самого начала следом за той, которую в детстве за легкость характера и красоту называли «солнышком», по пятам идет печаль.

   26 ноября, то есть менее чем через месяц после смерти Александра III, в самый разгар траура состоялось бракосочетание наследника престола и Алисы Гессенской. Через год она произвела на свет первого ребенка – девочку, которую назвали Ольгой.

   Коронация молодых правителей России состоялась 14 мая 1896 года. Судьба, казалось, уже коснулась их своей печатью. Навсегда останется в памяти, что празднества по случаю коронации были омрачены ужасным инцидентом, повлекшим за собой гибель множества людей. Крестьяне, приехавшие со всех концов страны, собрались на Ходынском поле – их было несметное количество: ожидалась раздача подарков. Из-за плохой организации мероприятия началась паника, и более двух тысяч человек погибли в давке.

   Когда на следующее утро царь и царица отправились на Ходынское поле, они еще ничего не знали об ужасной трагедии. Им сказали правду, только когда они позднее вернулись в город, да и то не всю правду. Неужели эти люди не понимали, что тем самым лишают императорскую чету возможности проявить скорбь и сочувствие и делают их поведение одиозным, потому что они, как казалось, остались равнодушны к страшному несчастью?

   Следующие несколько лет были годами безоблачного счастья. Казалось, судьба перестала испытывать их.

   И все же перед молодой царицей стояла непростая задача. Она должна была понять, что значит быть императрицей, к тому же при дворе с жесткими нормами этикета, где царили интриги и фаворитизм. Привыкшая к простой и спокойной жизни в Дармштадте и испытавшая при чопорном английском дворе ограничения, обычные для молодой и популярной принцессы, прибывшей с визитом, она, должно быть, чувствовала себя как лодка в бушующем море, среди новых обязанностей и непривычных условий существования. Чувство долга и страстное желание посвятить себя благополучию миллионов людей, чьей царицей она стала, подстегивали ее амбиции, но она умела обуздывать свои порывы.

   Единственным ее желанием было завоевать сердца своих подданных. К сожалению, она не знала, как продемонстрировать это, а природная застенчивость, от которой она всегда страдала, не давала возможности проявить добрые намерения. Скоро она поняла, что неспособна добиться симпатии и понимания. Ее открытая и порывистая натура вошла в противоречие с холодными условностями двора. Ее начинания разбивались о стену равнодушия и инертности,^[8] а когда в обмен на откровенность она надеялась получить преданность и добрую волю, ответом ей была лишь внешняя, показная вежливость и придворное подобострастие.

   Несмотря на все усилия, ей не удалось стать просто дружелюбной и научиться искусству милостивого, но поверхностного общения со своими подданными. Проблема в том, что царица всегда и во всем была искренней. Каждое слово было выражением ее истинных чувств. Однако, видя, что ее понимают и оценивают превратно, она вновь пряталась в свою раковину. Ее природная гордость была уязвлена. Она все реже появлялась на приемах и официальных церемониях, которые считала невыносимо скучными и глупыми. Она стала держаться со сдержанной отчужденностью, которую принимали за высокомерие и презрительное отношение к другим. Но те, кто общался с ней в минуты отчаяния, знали, какая чувствительная душа и жажда любви прятались за внешней холодностью. Она со всей искренностью приняла православие, ставшее для нее источником утешения в беде и тревоге, но самым главным в ее жизни была семья, без которой она не чувствовала себя счастливой.

   Вслед за Ольгой Николаевной родились еще три чудесные здоровенькие дочери, ставшие отрадой родителей. Однако это счастье было неполным, потому что в их сердцах жило еще одно тайное желание – иметь сына и наследника. Рождение Анастасии Николаевны, младшей из великих княжон, оказалось огромным разочарованием – а годы все шли. Наконец 12 августа 1904 года, в самый разгар Русско-японской войны, царица родила долгожданного сына. Радость родителей не знала границ. Казалось, все печали остались позади и перед ними открылась дорога к счастью.

   Увы! Передышка была недолгой, за ней последовали новые несчастья. Сначала бойня в январе у Зимнего дворца, память о которой преследовала их до самого конца; затем заключение позорного мира с Японией. В эти тяжелые дни единственным утешением был их горячо любимый сын, но – опять увы! – скоро выяснилось, что он болен гемофилией. С этого момента жизнь матери превратилась в мучительную агонию. Она знала, что это за страшная болезнь: от нее умерли ее дядя, один из братьев и двое племянников. С детства она слышала об этой ужасной болезни, против которой люди бессильны. Теперь ею был болен ее единственный обожаемый сын. Смерть следовала за ним по пятам, готовая поймать в свои когтистые лапы. Но она должна бороться! Она должна любой ценой спасти его! Невозможно, чтобы наука оказалась бессильной! Должен быть способ спасти его, и он должен быть найден! Доктора, хирурги – за советом обращались ко всем, но каждый раз лечение оказывалось бесполезным.

   Когда несчастная мать поняла, что люди бессильны ей помочь, она обратилась к Богу. Только Он мог сотворить чудо! Поэтому она должна заслужить Его вмешательство. Она и по натуре-то была набожна, а теперь окунулась в православие со всем пылом и решимостью.

   Жизнь при дворе сделалась строгой, если не сказать – суровой. Праздники устраивались редко, число публичных мероприятий, на которых должна была появляться царская чета, свели к минимуму. Семья постепенно стала жить в изоляции от двора, в своей скорлупе.

   Тем временем после каждого приступа мальчик вновь возвращался к жизни, забывал о своих страданиях и опять становился живым и веселым ребенком. В эти периоды было невозможно поверить, что он смертельно болен. Каждый раз, когда царица видела его румянец, или слышала веселый смех, или наблюдала за его шалостями, ее сердце преисполнялось надеждой, и она говорила: «Бог услышал меня. Он, наконец, сжалился надо мной». Затем болезнь снова проявляла себя, вновь ввергала ребенка в пучину боли и страданий и подводила к границе жизни и смерти.

   Проходили месяцы, долгожданное чудо не совершалось, а безжалостные приступы болезни следовали один за другим. Молитвы не приносили спасения. Последняя надежда рушилась. Бесконечное отчаяние наполняло сердце царицы. Казалось, весь мир ополчился на нее.^[9]

   Именно тогда возле нее появился простой сибирский крестьянин Распутин и сказал: «Верь в силу моих молитв, верь в мою помощь, и сын твой будет жить!»

   Мать уцепилась за надежду, которую он дал ей, как тонущий хватается за протянутую руку, она поверила в него всем сердцем. Кстати, она долгое время была убеждена, что спаситель России и народа из народа же и придет. Она решила, что этот мужик послан Богом, чтобы спасти того, кто был надеждой всей нации. Сила ее веры довершила остальное, и путем простейшего самовнушения, которому способствовали некоторые совпадения, она убедила себя, что жизнь ее сына находится в руках этого человека.

   Распутин отлично понял душевное состояние отчаявшейся матери, надломленной неравной борьбой и, казалось, исчерпавшей лимит человеческого страдания. Он знал, как наилучшим способом воспользоваться этим, и с дьявольской изобретательностью сумел соединить собственную жизнь (по крайней мере, в представлении императрицы) с жизнью этого ребенка.

   Эту власть Распутина над царицей невозможно понять, если не знать, какую роль в религиозной жизни православного мира играют подобные люди – не священники и не монахи (хотя иногда Распутина ошибочно называют монахом), но так называемые странники или старцы.

   Странник – это богомолец, который странствует от монастыря к монастырю в поисках истины и живет на подаяния верующих. Так он может пройти всю Российскую империю, ведомый своими идеями или привлекаемый святостью того или иного места или человека.

   Старец – это аскет, который обычно живет в монастыре или иногда в изоляции от мира. Он является неким путеводителем душ, к которому приходят в моменты беды и отчаяния. Очень часто старец – это бывший странник, который отказался от прошлой жизни и принял обет провести остаток жизни в молитве и размышлении.

   Достоевский дает такое определение старца в «Братьях Карамазовых»: «Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог, наконец, достичь, через послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли».

   На земле старец – страж правды и идеала. Он также хранитель священных традиций, которые должны передаваться от старца к старцу, пока не установится царство справедливости и света.

   Некоторые из этих старцев поднялись до совершенно удивительных высот и стали святыми православной церкви.

   Влияние этих людей, которые существуют как неофициальное духовенство, все еще весьма значительно в России. В провинции оно подчас даже сильнее, чем влияние монахов и священников.

   Обращение царицы в православие было актом подлинной веры. Православие полностью отвечало ее духовным потребностям, а ее воображение, должно быть, поразили архаичные и в чем-то наивные обряды. Она приняла православие со всей страстью неофита. В ее глазах Распутин обладал святостью и достоинством настоящего старца.

   Такова была природа чувств, которые царица испытывала к Распутину, – чувств, столь в извращенном виде преподносимых общественности.

   Судьбе было угодно, чтобы тот, кто нес на себе печать святости, оказался подлым и низким созданием и чтобы, как мы увидим ниже, пагубное влияние этого человека стало одной из главных причин событий, приведших к смерти людей, которые считали его своим спасителем.