Вот уж никогда бы не поверил, если б сам не испытал такого состояния, что из церкви люди выходят умиротворенные и очищенные от скверны дурных поступков. И с просветленной совестью. Миронов вышел на паперть, новыми глазами взглянул на солнечный мир и на станицу. Улыбнулся в усы — так вот она какая, разжалованная столица Войска Донского!..

Разжалованная?.. Как и он, Миронов?.. 8 июня 1820 года Пушкин и Раевский посетили Старый Черкасск. Раевский писал жене: «Сей разжалованный город в станицу еще более обыкновенного залит водою. В нем осталось домов до семисот, в том числе несколько старых фамилий чиновников, как-то Ефремовых и пр., другие же перевезены в Черкасск. Но церквей не перевезли и их богатств, но не могли увезти памяти, что было первое гнездо донских казаков. Словом, Старый Черкасск останется вечным монументом, как для русских, так и для иностранных путешественников».

Никто не знает точно, когда возник городок Черкасск. На острове — с юга Дон, с трех других сторон — протока. Одни утверждают, в 1500 году, другие — в 1570-м... Но с 1644 года Черкасск становится столицей донских казаков. К 1764 году он настолько был уже известен, что сюда со своими товарами приезжали купцы из Греции, Турции, Италии, Франции, Персии... В Черкасске есть где развернуться своим и заморским купцам — действовало 203 лавки, 25 прилавков, 30 кабаков... Круглый год здесь всегда можно купить хлеб, мясо, рыбу, овощи, сукно, гвозди, лес, кожи... В мае 1805 года открылась первая на Дону гимназия. Интересен перечень изучаемых предметов: математика, физика, история, география, статистика, философия, логика, политэкономия, восточные языки, латинский, немецкий, французский. И сразу же закладывались основы новой морали: преподавателям употреблять розги строго воспрещалось, как и вводить в обиход бранные слова...

История Черкасска — это история Дона. Все, что появлялось необыкновенного, вначале здесь опробовалось, а потом уж расходилось по всему Войску Донскому. Здесь даже впервые была сыграна такая свадьба, которую до сих пор помнит вся Россия. Венчался знаменитый донской атаман Степан Ефремов на Меланье, простой казачке неописуемой красоты. Народ гулял без перерыва целую неделю. Столы, уставленные яствами и напитками, стояли по всем улицам городка. И все равно люди не могли поесть и испить всего, что было наготовлено на «Маланьину» свадьбу. И пошла гулять по белому свету известная поговорка... Сама Меланья Карповна тоже вошла в историю тем, что для нее впервые была изготовлена коляска и запряжены кони, чего казаки сроду не делали, считая хомут оскорблением благородного животного. Она же, Меланья, придумала забаву — в специальных водоемах катать на осетрах именитых гостей...

Князь Юрий Долгорукий по приказу царского правительства прибыл на Дон для поимки и возвращения беглых крестьян. Но ведь с «Дона выдачи нет!». Казаки возмутились и подняли бунт, который возглавил атаман станицы Бахмутской Кондратий Афанасьевич Булавин... Он разослал во все концы воззвания, призывая «атаманов-молодцов, дорожных охотников, воров и разбойников с ним погулять, по чисту полю красно походить, сладко попить и поесть, на добрых конях поездить»...

Князь Юрий Долгорукий был затолкан в мешок и выброшен в воду. Взбунтовавшиеся казаки захватили Черкасск, предали смертной казни атамана Войска Донского Лукьяна Максимова и его старшин. На Войсковом Кругу новым атаманом избрали Кондратия Булавина, который сразу же перебрался в богатый атаманский дом. Это событие произошло 9 мая, а 7 июля 1708 года богатые казаки напали на этот дом, захватили его и убили Булавина. Отвезли в Азов, губернатору. Там отрубили голову и, заспиртовав, приготовили для показа Петру I...

Во главе карательного отряда на Дон прибыл князь Василий Долгорукий, брат Юрия Долгорукого. В Черкасске казнили каждого десятого...

Миронову на всю жизнь врезались в память слова русского самодержца: Петр I, притесняя казаков, урезывая их вольнолюбие и свободу, заигрывал с ними и одновременно приказывал князю Василию Долгорукому в 1708 году: «Жечь без остатку, а людей рубить, и заводчиков на колесы и кольи, ибо сия сарынь кроме жесточи не может быть унята».

Вот вам и просветитель Петр Великий, обожествляемый монарх, прорубивший окно в Европу, с горечью думал Миронов. Ну, ладно, нас считают азиатской, дикой страной, бесконечной и необъятной, и этим объясняется нелепость и жестокость наших деяний. А как поступают в культурных, высокообразованных, цивилизованных странах, допустим, во Франции, которая считается «страной меры»? 1685 год. Подавление восстания народа. «Людей рвали щипцами, сажали на пики, поджаривали, обваривали, душили, вешали за нос...» Значит, всюду в мире беспощадность, если в руках у победителей оружие и они не только безнаказанно им пользуются, но еще и поощряют наградой того, кто больше других убьет безоружных невинных людей. Чушь!.. Они — герои!.. Им — поощрение отовсюду: ордена, поместья, деньги, чины, восторг толпы и... женщин... Что же такое — человек? В чем его суть? Может быть, и так называемый героизм бессмыслен? Вечны лишь — правда, добро и благородство? Вечна природа.

И Миронову вдруг больше всего на свете захотелось оказаться в родной донской степи, полежать на шелковистой траве, вдыхая ее аромат, ощутить прикосновение метелок ковыля. Пригибаемые вольным ветром, они опахивают, щекочут лицо...

Может быть, не стоило и прорубать это самое окно в Европу и, обдирая тела, одежды и души, влезать в него? Не лучше ли было бы, как истинному христианину, пользоваться дверью?.. И достойнее, и безопаснее, и разумнее. Да и потом, зачем рубить окно, когда уже построен дом? Надо, по-видимому, заранее знать, что оно необходимо для солнца и света, и заранее закладывать его в саму конструкцию здания. Но наша необъятность, бескрайность и бесконтрольность, наверное, и предопределяют катастрофичность истории великого государства Российского, где позволено и разрешено все, где царствует единственное право — сила власти. Уж грешить, так чтоб пыль столбом, а уж каяться, так до кровавых шишек на лбу. Как хвастливый цыган-конокрад, хоть раз проскакать на худой лошадке-кляче, да галопом...

Петр I облагодетельствовал своим посещением Дон четырежды: в 1695, 1696, 1698, 1709 годах. В один из приездов пожаловал Войску Донскому серебряную печать: «Печать Войска Донского». А войсковым атаманам — насеку, украшенную серебряной оправой: «Насека Войска Донского, 1704 года». И грамоту от 21 сентября «За верность престолу».

Дорогой ценой платили донские казаки принудительной «вере престолу»...

Три тысячи семейств увел на Кубань, потом в Турцию атаман Игнат Некрасов, первый заместитель Кондратия Булавина.

Миронов, походив по станице и посмотрев на жителей Старочеркасской, подумал, что ведь по внешнему виду они — казаки, точно такие же, как его родной станицы Усть-Медведицкой: «Почти все смуглые и румяного лица, волосы черные и черноусые, острого взгляда, смелы, храбры, хитры, остроумны, горды, самолюбивы, пронырливы, насмешливы. Болезней мало знают, наибольшая часть умирает против неприятеля и от старости».

Разжалованная казачья станица Старочеркасская... Бунтарская. Атаманы с бешеной энергией: Василий Ус... Игнат Некрасов... Степан Разин... Кондратий Булавин... Семен Драный... Никита Голый... Емельян Пугачев... Иван Рубцов... Степан Ефремов... Братья Грузиновы, Евграф и Петр... Они не смирялись. И все время рвали путы, отстаивая казачью вольность.

И тут выявляется интересная деталь. Когда во главе донских казаков стоял настоящий Казачий Круг, на котором все дела войска решались принародно и самим народом, тогда не случалось ни единого бунта и восстания. «Донцы меж себя атаманов и иных начальных избирают и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу». И если уж выбрали и сказали: «Любо!», то подчинялись беспрекословно: «Куда наш атаман взгляд кинет, туда мы головы свои бросим». Строжайше блюли закон: «С Дона выдачи нет».

И как только царское правительство запустило «высокую руку» в дела вольнолюбивого Войска Донского, так и начались бунты и восстания. И не только порушился вековой закон, которым гордились и дорожили казаки: «С Дона выдачи нет», но царское правительство издало указ, что если атаманы будут принимать «новопришлых людей, то будет смертная казнь без пощады, а на всю станицу войсковая пеня, городок будет разорен и в юрте будет отказано».

Самодержавие начало беспощадно расправляться не только с казачьей вольницей, но даже с их памятью. Дом, где родился и жил Емельян Пугачев, был сожжен дотла и совершен ритуал, смысл которого — считать это место оскверненным... А саму станицу Зимовейскую перенесли на другую сторону Дона и окрестили Потемкинской. «По причине той, что государственный злодей Емельян Пугачев родился в этой станице» — так сообщал фаворит царицы, светлейший князь Потемкин атаману Войска Донского. При этом милостиво разрешил, чтобы донские казаки с восторгом приняли титул станицы такой высокопоставленной особы, как имя самого светлейшего князя, могущественного фаворита Екатерины II.

Уничтожались лучшие сыны донского казачества... Уничтожались дома... Станицы... Стирались с лица донской земли. «У-у, цари-благодетели!..» — Миронов даже зубами скрипнул... Закабаленным, бесправным народом легче управлять, потому — расправа. Значит, казаки должны стать собственностью государства? И жить по его указке? Но ведь такое противоречило всему укладу жизни казаков!.. А кому какое дело до всяких там «укладов жизни» — есть власть царского правительства, и никаких вольностей! Но ведь вольность, традиции, веками созданные, выше всяких государственных претензий, которыми опутывается гражданское право человека быть самим собой! Пеленает его и сначала не дает свободно дышать, а потом надетые оковы превращают народ в рабов, бесправных, послушных и безвольных. Так какой толк от такого племени?

Монаршие милости для казаков хуже нашествия Тамерлана... Эх, не было в то время его, Миронова, на Дону, он бы им показал!.. Кому это им? Ты уже показал... Успокойся, приляг на жесткий тюремный топчанчик да повспоминай, как ты завоевывал свободу. Как рвал свою душу и тело, отстаивая ее, и горло тоже — на каждом перекрестке орал за свободу... Вот и получил награду — Бутырский каземат... И ведь не враги его засунули сюда — тогда бы и жаловаться не на кого. А то ведь свои братья по классу, братья по борьбе, по завоеванию этой самой свободы, будь она трижды... Что? Проклята или священна?.. Да не надо сюда впутывать гражданскую войну! Не надо торопиться. Он еще до нее не дошел. И уж если дал себе самому слово все вспомнить, причем по порядку, то и будет этого придерживаться, и никто его не собьет с этой мысли! Никто! Слышите?..

На чем он остановился? Ага, на разжалованной станице Старочеркасской. Гуманизм... Милосердие?.. Это же слово выкинуто из лексикона. Победа. Революция. Враги. Расстрел. Контрреволюция. Контра. Репрессии. Террор. Голод. Разруха. Сровняем с землей тюрьмы и церкви. Бога нет. Жестокость. Равнодушие. Тюрьма... Все раскалено до мрака... Страшно жить... Но жить надо, хотя уж для того, чтобы додумать все до конца в эти унылые, позорные дни, может быть, кому-то пригодится?.. Он еще и тут рассчитывает пользу какую-то кому-то принести?..

Но ведь Миронов звал казаков в светлое будущее. Не щадил себя. Но теперь и его не пощадили. И каземат Бутырской тюрьмы яркое тому подтверждение... Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным... Главное, не отвлекаться. Не сентиментальничать. Не злобиться. И не взвинчиваться!.. Запрещает это себе. И не убегать в область случайных воспоминаний. Достоинство и выдержка. Иначе сил не останется. Конечно, легче умереть, чем выдержать такое напряжение!.. Терпение. Он чист. Открыт. Правдив. Если он честно и искренне вспомнит все и, может быть, даже повинится, то это что-нибудь да значит... Память пережитого непрерывна. Хотя и больно! Потому что память, прошлое — всегда больно. И неприятно, все равно как есть сырую рыбу...

При всем своем катастрофическом положении Миронов ясно представляет себя отличным если не ото всех людей, то от очень многих. Индивидуальность. Личность. Физические страдания не должны заглушать его внутренний духовный мир. Потому что он считает себя, как бы это точнее выразить, выше всего обыденного, кроме живой природы. Поэтому обязан выразить свою человеческую суть. Не имеет права умерщвлять рожденную мысль. Да, откровенно сказать, не собирается. Это его духовная энергия. Его душа. Самоистребление ее считает недостойным. Свободу он потерял, но душа осталась. И, может быть, удастся и коснуться самых тонких и глубоких ее струн, убегая от всего материального. Привести в действие только сердце и интеллект. Может, это будут мгновения, когда он может подумать о себе прежде, чем о других, ведь какие-то задатки в него вложила природа. И вот их реализация...

Но какое отношение имеет все это к разжалованию столицы Войска Донского? По сути дела, никакого. Просто память об этом событии навеяла мысли. Или напомнила его собственное разжалование? Или по-прежнему он продолжает вести спор с самим собой? Какое искупление может спасти отчаянное положение? Ведь он завоевывал и утверждал власть, которая теперь не только его опозорила, по и пытается физически... убить. Как это — убить Миронова, командарма Второй Конной армии? Он водил в бой тысячи бойцов!.. Тысячи жизней были в его руках, и он волен был послать их на смерть или оставить в живых. А зачем ему это нужно было? Зачем?.. Может, он просто убийца?.. А теперь не может спасти свою собственную неповторимую жизнь?.. Чушь какая-то... Бред... Или его смерть поможет сблизиться с миром?.. Сколько же в нем накопилось?..

Он разжалованный?.. Так это когда было... А может быть, это как ушиб в юности, а болеть он начинает только к старости? Разжалованный... Как удар большого колокола с колокольни монастырского храма Воскресения. Подростком еще был. Босой. Бежал легко по тропинке по-над самым берегом Дона. Когда все так было просто и только мечты будоражили голову. Ударили в большой колокол. Вода, как известно, почти не пропускает в свою глубину низкие звуки — отражает их. Бывало, одни ребята громко бьют по воде, а другие ради интереса ныряют и остаются под водою, прислушиваясь к еле уловимым шумам. Но вот что случилось в тот раз с Филькой. Он никак не ожидал, что его может подстерегать опасность, потому что вообще не признавал страха. За что и поплатился. Старые казаки предупреждали, что надо в это время раскрывать рот и тогда не оглохнешь. Только не сказали, когда тот случай подоспеет... Так вот, когда ударили в большой церковный колокол, Филька, беззаботно насвистывая, бежал по-над самой водой. Она колокольный звон не приняла, а сразу же оттолкнула от себя. Филька мгновенно оглох, покачнулся и, как куль с овсом, упал в воду. На какое-то мгновение потерял сознание. Но то ли испуг помог ему всплыть наверх, то ли вода отрезвила, а вернее всего, время не пришло уйти в мир иной, но, однако, глухота сразу же прошла. Ожидая очередного удара колокола, Филька нырял под воду и оттуда прислушивался к глухим ударам, одновременно подгребая руками за нависшую над Доном скалу... Стало быть, верно говорят: бог не без милости, казак не без счастья.

Сейчас Миронов находился точно в таком же состоянии, когда ударил большой колокол и он шматом полетел в воду. Оглушенный, потерянный и беспомощный. Только добавилось ощущение нереальности происходящего, будто все происходит не с ним, с кем-то другим, а он со стороны наблюдает... Вообще-то не так уж и плохо понаблюдать самого себя со стороны. А зачем? Имеет ли смысл его жизнь теперь?! Нет, не теперь, но тогда?.. Вся жизнь? Тогда в чем он был, ее смысл? Если есть смысл, то почему — каменный мешок, который давит, сжимает и не дает даже глубоко вздохнуть. Во всем теле какая-то чугунность. Может быть, в этой железной решетке, которая запеленала окно, истина?..

Миронов подошел ближе к окну, может, удастся увидеть кусочек голубого неба или лучик солнца... В Усть-Медведицкой, наверное, солнце уже растопило снег и звенящие ручьи весело и звонко бегут к Дону. Стеша вышла из дому и, прижмурив глаза, подставила свое лицо к солнцу. Чему-то улыбается? Или лицо каменное, ни под каким солнцем уж не оттает?

Но ведь слезы восторга и счастья текли по ее щекам! Текли... Когда во время венчания в церкви священник произносил: «Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение и союз любви положивый им неразрушимый». Да и у него самого дрожали руки, когда он надевал кольцо на палец Стеши и никак не мог примерить, на который из них... Ее горячие слезы падали, и слышно было, как они разбивались о его руки... Но в чем он виноват? Как это случилось?.. Стеша... Но он же насовсем не расстался с ней. Приезжал всегда домой. Деньги присылал... Вот-вот, Стеше, молодой, красивой, гордой до отчаяния казачке, только это и нужно было, чтобы он наспех заскакивал в курень и тут же начинал торопиться, потому что его ждала за бугром Надя-Надюша... То-то радости Стеше...

А детей он не потеряет? Дочери... Старший сын Никодим... Младший Артимон... Есть ли его вина?.. Человек так устроен, что даже за свое счастье он предпочитает, чтобы кто-то другой отвечал... Голос Стеши будто донесся из глубины камеры... «Ты любишь меня?.. Я очень тебе нравлюсь? Всегда мой, до самой березки?.. Ха-ха-ха...» — «Ты моя хохотушка. Колокольчик, что ли, у тебя во рту?..» — «Ха-ха-ха... Все завидуют мне, что я такого казака-молодца окрутила. Ха-ха-ха...» — «Ты сначала хохочешь, потом слова выговариваешь. Надо же такую особенность иметь». — «Ха-ха-ха... Я же счастливая...» — «Чудо мое... Колдунья...» — «А мне и слова не нужны — я их смехом тебе расскажу: ха-ха-ха... А хочешь, спляшу». — «Чудо мое... Гибкая, как донская лоза...» Но ведь невозможно все это вернуть! Как невозможно войти в одну и ту же воду Дона. Глупо даже думать об этом. Как и о том, допустим, чтобы сейчас ему ординарец подал любимого коня. Он без стремян вскинет свое молодое, упругое тело в седло. Шпор своему любимцу давать не будет, потому что умный конь сам понимает, в каком состоянии находится его хозяин, которого сейчас может успокоить или привести в себя только бешеная скачка по степному раздолью, где вольный ветер разгуливает в роскошных ковылях...

Любовь рождает вновь и преображает человека. «То-то и видно, как она тебя преобразила», — будто услышал Миронов чей-то злой голос... Все кончилось. Лицо Стеши будто растворилось, туман накрыл ее лицо, и все померкло. Осталась только память. Жестокая и немилосердная. Ласковая, как гремучая змея... Вся жизнь — ложь? Истоптана, исковеркана. Никчемность и пустота вокруг. А ведь когда-то от него исходила светоносная сила. Благожелательность передавалась всем, кем он командовал, и, может быть, потому казаки с охотой шли с ним в бой. Потому что он всюду и везде был честным. Это главное в командире. Доброта. И неукротимая сила победы. Талант полководца. Откуда он? Ведь грамоты — только юнкерское казачье училище. Ну, а допустим, Пугачев, Разин, Булавин, Некрасов и такого образования не имели, а командовали десятками тысяч войск... Значит, талантливы донские казаки от матушки-природы... Неужто он закончит жизнь здесь?! Скорбный крик вырвался из груди. Гнев. Ужас...

Война продолжалась. Но когда-нибудь наступит конец этому грехопадению?! Что творится в его голове? Вопросов много, а ответов почему-то меньше. Или он мастер только задавать вопросы, а отвечает пусть другой?.. Но ведь родной Дон выстрелил в него! В сердце, которое ничего выше не имело, чем любовь к Отечеству. Сколько же боли в сердце! Что же он с ним сделал?.. А как было просто, когда он босой, с кнутом через плечо, шествовал по степи в роли всемогущего атамана... Войска Донского. Дон... Дон... Дон... Как набат большого колокола. Умный и честный человек не может не жить на Дону. Здесь все светлое, высокое. Воскрешающее все и всех, живущих на земле.

<< Назад   Вперёд>>   Просмотров: 3527



Ударная сила все серии	Автомобили в погонах