22 ноября
Все утро стреляли из орудий и... из пулеметов. И на восток и к югу также слышно. А со станции говорят, что слышна и ружейная пальба. В штабе столпотворение вавилонское. Я попал к Вандаму, чтобы спросить его о положении дел и об эвакуации Нарвы. Он был в очень раздражительном состоянии, злой как собака, и очевидно срывая свою злость, сказал мне, что он не имеет права ничего мне сообщить. Я его спросил, знает ли он, с кем разговаривает? Что я, прохожий, пришедший с улицы, или начальник штаба при Главнокомандующем? Он мне ответил, что пусть мне Главнокомандующий и сообщает то, что мне нужно, а он начальник штаба армии и ему до меня дела нет. Я взорвался, но рад, что сохранил хладнокровие и вместо того, чтобы наговорить ему всякой дряни или уйти не прощаясь, стал его уговаривать, и мы простились, в конце концов, смеясь. Но из нашего свидания я вынес лишний раз впечатление, что Нарва... может быть, уже взята. Много людей замерзло в эту ночь. Насилу уговорили Теннисона разрешить увезти раненых в Вейсенберг. Кажется, ему наговорили при этом всякой дряни и Вандам, и особенно Долгорукий. Вандам мне сказал: «Я убедился, что Теннисон играет фальшивую роль».
Арестовали Арсеньева со штабом, по приказанию Теннисона за то, что он забрался на Вайвара вместо назначенной ему предыдущей станции Котора (?).
Меня просили разрешить беженцам поселиться в моей (?)
429 квартире, хотя бы в одной комнате. Родственница Глазенапа, дама с детьми, живут в нетопленых вагонах; страшно нервничают от доносящейся до них ружейной стрельбы. Мне ужасно тяжело, что я не мог дать разрешение въехать в квартиру главноком<андую>щего. Тяжело, что я на это не решился.
Получил письма от Маруси и от детей. Чувствую их великую любовь, и нежность, и тревогу за меня.
Был я в церкви, пробовал помолиться, но не удалось. Вернулся домой по заваленным снегом, мрачным улицам. Я был без револьвера, потому что эстонцы отбирают оружие. Невольно думал о Владиславлеве, Петре Петровиче. Я не трусил, но невольно приходила в голову мысль, что могут уложить за милую душу. Вспомнил опять Артур. Но насколько там было... веселее.
И в то же время на Вышегородской улице много народа, солдат, барышень, смех, чисто большевизм en plein
430... или не большевизм, а просто грубое молодое веселье!
Думал о моих тоже с тревогой. Господи, избавь их от ужаса жизни. Пускай узнают и горе и печаль, но да минует их ужас. За них молятся старики, но и за всех с детьми они молятся. Видно, пути Божий неисповедимы.
Милая моя Маруся, умная, красивая, была ли ты действительно счастлива со мной. Как истый Пилкин, я не баловал тебя и мало показывал мою нежность. Как хотела ты, дорогая моя, поехать со мной вдвоем за границу. Это была твоя заветная мечта. Я не сумел ее осуществить. Si jeunesse savait!
431 Я должен был это сделать. Но у человека мысль <1 нрзб>, что вечность перед ним, что он всегда успеет, а между тем вся жизнь — миг. И я промечтал эту жизнь. Как Тургенев думал, еще только начинается, еще все впереди и вот... смерть. А смерть близко сейчас от нас бродит. Может быть, придется самому застрелиться, чтобы не попасть в звериные лапы. Скучно, очень скучно думать об этом!..
Вспоминаю опять Марусю и девочек, Машутку, огненную, умную, примерную, и Верочку, трогательную, тоже умную, но иначе, тоже примерную, но иначе. Милые мои, как вы меня любите и как мало я сделал для этого.
Какие-то крики на улице... но я не реагирую на них. Надо думать, что будут скандалы, но, верно, об этом узнаем из надежного источника, а реагировать на каждый звук, на каждый слух нервов не хватит. А нервы у меня натянуты, стоит только прочесть эту страничку журнала, чтобы увидеть это. Но я держу себя в руках.
Сейчас пили глинтвейн, который сварил Лушков, и весело разговаривали друг с другом.
Прибежал конвойный с винтовкой и револьвером, что красные прорвались и находятся в 4 верстах от Нарвы и Нарва спешно оставляется (?). Все может быть, но источник слухов... Чичагов (?). Он сам это слышал от дамы, жены командира Вознесенского полка, которая приехала на санитарном автомобиле с этой вестью.
Лушков и Шишко вышли на улицу, а Прюссинг стал звонить по всем направлениям. На улице тихо, а на фронте спокойно, насколько можно судить при нашей плохой связи. На Криуши было нападение и отбито.
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 3925
