8 ноября
Алеша приехал. Ужасно я ему был рад. И в то же время я пожалел, что он приехал. Каверин (?) и May (?) на меня сердятся. Алеша все тот же, только постарел чуть-чуть и похудел немного. Девочки наши к нему льнут. Все мы его любим. Расспрашивал я его об Англии, по его словам, когда была забастовка, все объединились против забастовщиков, и он подумал: в Англии большевизму не бывать. Но когда он поговорил со знакомым англ<ийским> морск<им> офицером, то решил, что большевизм уже существует в англ<ийском> флоте.
Вечером дискуссия министров в квартире у Кедрина. По-видимому, они меня не ждали. Маргулиес и Лианозов делали свой доклад о пребывании их в Гельсингфорсе и переговорах с Финляндией о ее выступлении. Все министры, вся интеллигенция, цвет промышленности и т. д. их чествовали, все отдавали им визиты, были на их завтраке, обеде, рауте (Маргулиес неисправим, и всюду, где он, там завтраки и обеды) и вот, как раз когда, по словам Маргулиеса, Финляндия готова была выступить (я, конечно, шаржирую), пришла злополучная телеграмма Юденича о назначении генерала Гулевича
412 представителем русского дела в Финляндии. (Хоть бы написал моим представителем! Но я знаю, что эту телеграмму составил Карташев.) Это обстоятельство, а также неконституционное (?) назначение ген<ерала> Глазенапа генерал-губернатором открыло глаза Финляндии (равно как и Эстляндии) на реакционность политики Юденича и вследствие этого у Финляндии (равно как и у Эстляндии) явилось опасение за свою независимость в случае победы Бел<ой> армии, и вот... и т. д. Я очень грубо передаю тонкую речь Маргулиеса.
Кончил Маргулиес заявлением, что дальше работать при таких условиях невозможно. В Финляндии все говорят о разгоне правительства С<еверо>-З<ападной> области. Гулевич делает бестактность за бестактностью: на раут, данный Лианозовым и им, Маргулиесом, и на который явилось все финл<яндское> правительство, Гулевич с русскими, входящими в группу Юденича, не пришли, а пошли на обед, даваемый Кириллу Владимировичу
413. Это скандал! и т. д. Одним словом, необходимо договориться. И Лианозов заявил о той же необходимости. Богданов произносит резкую речь, указывая, что причина наших неудач в том, что хозяином области, освобожденной от большевиков, являются не демократические слои общества, а реакционное офицерство. Никогда я не верил офицерству и не буду ему верить, торжественно клянется Богданов, рассказывая при этом некоторые эпизоды грубости комендантов этапов и станций.
Горн тоже делает доклад. Он был на совещании социалистов Финляндии. Он просил их оказать помощь Петрограду ради идеи человеколюбия. Ему указывали, что заграничные социалисты все против интервенции и спрашивали, как он, также социалист, идет против политики (?) социал<истических> партий. Горн ответил, что русские социалисты не разделяют взглядов на этот предмет своих заграничных товарищей. Они ближе знают этот вопрос, он ближе их касается, и они могут правильнее решить его. В результате все группы финляндцев и социал<истических> партий высказались все уже официально против вмешательства и выступления, но обещали будто бы смотреть благосклонно на выступление добровольцев, при условии, однако, снабжения их... Юденичем нужной для них экипировкой, вооружением и т. п.
Горн также нападал на Юденича, который будто бы возбудил своей политикой подозрительность эстонцев. Лайдонер сказал якобы, что он мог бы, конечно, помочь действительнее, чем он это сделал С<еверо>-З<ападной> армии, но... политика Юденича не позволила ему это предпринять.
Попросили меня высказать мое мнение по затронутому вопросу. Я довольно нескладно, с непривычки, рассказал им то, что думаю: сказал, что удивляюсь, что на протяжении 3 недель они так резко изменили свое поведение. Когда Юденич наступал, они не говорили, что необходимо ему предъявить ультиматум, когда его настигла неудача, они стараются ее использовать. Не удивительно ли это!
Причины неудачи они все видят в политике Юденича, которая будто бы не позволила эстонцам выступить вместе с нами, не позволила выступить Финляндии и т. д. Но пусть они вспомнят, что самое наступление было предпринято вследствие стремления Эстонии и Финляндии заключить мир с большевиками. Лайдонер не поддержал нас в достаточной степени, он охладел, потому что корыстная цель, стремление захватить Кронштадт как залог для Эстонии, не встретила поддержки союзников. Юденича упрекают, что он назначил генер<ал>-губернатора, но на поле сражения распоряжается не министр внутренних> дел. На поле сражения нельзя строить новой демократической России, а весь район Сев<еро>-Зап<адной> области является теперь полем сражения. То, что было вчера тылом, Ямбург, Гдов, сейчас фронт. Богданов не верит офицерству, но офицерство проливает свою кровь за дело, которое мы все считаем своим, за дело свержения большевиков. Офицерство тоже может сказать, что оно не доверяет Богданову или, вернее, его партии.
Мне возражали. Маргулиес говорил, что виной всему наша связь с Колчаком, который теперь ноль. Горн говорил, что я вращаюсь в свите Главнокомандующего и ослеплен сиянием золотых погон. Чудак! Я сам ношу золотые погоны и надеваю их так же равнодушно, как... мои подштанники. Я не замечаю погон, они для меня привычная обстановка. Я не сказал ему это, чтобы он не подумал, что я хвастаюсь, что вращаюсь в избранном, что ли, обществе. Но какое глубокое презрение у этих господ к нам. Горн мне сказал, думая, вероятно, мне польстить: «Мы привыкли думать, что вы стоите выше уровня ваших сослуживцев».
Маргулиесу я сказал, что он подписал декларацию, в которой признавал Колчака не нолем, а Верховн<ым> правителем России. Ссора разгорается. Маргулиес грозил мне пальцем и говорил: «Вы поддерживаете Карташева, вы сперва шли с нами, Влад<имир> Константинович». Лианозов говорил мне, что надо любить родину...
Поздно вернулся я домой. На душе смутно. Я знаю, что я демократ, республиканец
414, может быть, более чем они. Почему они считают свое (наше) правительство демократическим, правительство, назначенное английским скалозубом Марчем, возглавляемое биржевым маклером, имеющее в своей среде буржуя Маргулиеса. Чудаки!
415
<< Назад
Вперёд>>
Просмотров: 4133
