31 января 1919 года в командование IV армией вступил Михаил Васильевич Фрунзе (Михайлов). Приказ о его назначении был отдан ещё 26 декабря 1918 года, но дела комиссара Ярославского военного округа не позволили ему освободиться раньше. Кстати, назначение М.В. Фрунзе не обошлось без противодействия со стороны Троцкого. Но протеже Льва Давидовича был правительством отклонен.
Михаил Васильевич был среднего роста, подстрижен бобриком. Голос негромкий, движения округлые. Глаза серые, ясные с затаенной неугасающей улыбкой. Носил черную суконную тужурку и простые сапоги, подбитые гвоздями...
А во взгляде было что-то такое, что сразу привлекало к нему внимание.
Родился Михаил Васильевич в Средней Азии. Его семья жила в городе Верном и чуть позже — в Пишпеке. И неподалеку были самые высокие в мире горные хребты, за которыми находились Индия. Китай, Монголия и Афганистан.
Отец Фрунзе был фельдшером, очень нужным человеком для местного населения. Кочевники приезжали к нему за сотни верст. Он очень любил свой труд и мечтал, чтобы его дети стали врачами. Михаил ещё ребенком помогал своему отцу: присутствовал при операциях, подавал бинты и различные инструменты.
И все же семья осиротела рано. Мать Фрунзе осталась вдовой с пятью ребятишками. Образования у неё не было почти никакого. И она не могла ходить на поденную работу: девочки были слишком маленькими. Приходилось брать стирку на дом.
И тогда Михаил взял опеку над семьёй в свои руки. Так как он очень хорошо учился, то решил взять себе учеников. А уже через год у молодого репетитора не было отбоя от желающих. Каждый хотел заполучить себе талантливого и дешевого учителя. Поэтому много месяцев вперед были расписаны по часам.
В городе Верный Михаил сошелся с социал-демократами. И стал посещать кружок самообразования, где он и такие гимназисты, как и Миша, изучали Плеханова и Карла Маркса. И все бы ничего, если бы этот «кружок самообразования» не встревожил местную жандармерию...
Подпольная кличка у Фрунзе была «Трифоныч». А ещё — «Старик»...
Итак, вступив в командование армией, Фрунзе с первых же дней начал энергичную работу по её организации и изучению частей. Он отдал приказ, запрещавший производить непредусмотренные и не обеспечиваемые всем необходимым формирования.
7 февраля М.В. Фрунзе выехал к войскам в Уральск. Штаб Николаевской дивизии и её 1-я бригада к его приезду уже находились там. 2-я бригада располагалась в районе хуторов Серебряков и Круглоозерный вместе со штабом, а 3-я — на хуторах Паника, Широков, Астраханский, Чернухин со штабом на станции Деркул.
Прибыв на фронт, Фрунзе приказал Александрово-Гайской бригаде овладеть Сломихинской. Николаевской дивизии — разгромить группировку противника южнее Уральска. А потом овладеть Лбщенском и установить связь с Александрово-Гайской бригадой. 1-й бригаде 25-й дивизии (бывшей Самарской) было приказано занять Барбастау, остальными частями (2 и 3 бригадой) — Уральск и Круглоозерный. Затем обеспечить тыл и левый фланг Николаевской дивизии.
До начала операции было решено в ночь на 16 февраля предварительно овладеть населенным пунктом Щапов. Выполнение задачи на 2-ю бригаду Николаевской дивизии и Мусульманский полк. А Куриловский и Малоузенский полки со своим выступлением запоздали и начали атаку уже в светлое время, тогда когда фактор внезапности не достигался. Противник встретил атакующих огнем на всем фронте. Ко всему прочему поднялась метель с сильным встречным ветром, которая лишила возможности наблюдения и ведения артиллерийского огня.
Поэтому, несмотря на усилия личного состава, успеха добиться так и не удалось. К середине дня части возвратились в исходное положение.
Фрунзе отметил доблесть воинов и потребовал ответственности от командиров. Однако для дальнейшего наступления нужна была более основательная подготовка. Встретив значительное сопротивление противника, который, по сведениям, полученным от перебежчиков, стянул сюда лучшие свои силы. Фрунзе решил произвести перегруппировку и заняться пополнением частей.
А сделать предстояло многое. Причины невысокой боеспособности, по мнению Фрунзе, крылись в плохом и слабом командном составе. А ещё в исключительной малочисленности её войск: 6 тыс. штыков и недостатке вооружения, особенно артиллерии.
Михаил Васильевич настоятельно добивался помощи в укомплектовании личным составом и вооружения. Необходимость усиления армии диктовалась и сложившейся обстановкой. Противник проявлял всё больше и больше активность. Его 18 полков и несколько батальонов 33-го пехотного полка имели общую численность 10 тыс. штыков и сабель. К тому же проводилась реорганизация частей и мобилизация населения.
Фрунзе готовился к разгрому противника, как только будет получено пополнение и оружие.
Направляя работу на повышение боеспособности войск, Михаил Васильевич умело и настойчиво искоренил неисполнительность и недисциплинированность. Одним из примеров сочетания убеждения и жесткой требовательности является его приказ от 3 марта, в котором говорилось, что за время лишь месячного командования он натолкнулся на целый ряд фактов, составляющих подчас крупные нарушения порядка службы и дисциплины лицами старшего командного состава и даже военными комиссарами. Среди этого имелся случай с комбригом 25-й дивизии Плясунковым. А дело было так...
Когда Фрунзе впервые приехал в Уральск, его никто не встретил. На заставе не отдали рапорта, не вызвали караульного начальника. Лениво просмотрели документы и сказали: — Езжай!
Словно частное лицо, словно путник, загнанный непогодой, он ехал в своей кибитке по улицам Уральска мимо восьмиоконных домов с закрытыми ставнями, мимо калиток с железными кольцами, под многоголосый собачий лай.
То там, то здесь в городе слышалась стрельба. Это от нечего делать караульные палили в небо. В распахнутых шинелях, с гармошками, по улицам ходили красноармейцы и пели «саратовские страдания»:
Моя милка семь пудов
Не боится верблюдов.
Она меня так и носит:
— Золотой мой, золотой!
- На жакетку денег просит.
Я ручаюсь головой...
Многие красноармейцы были в кожаных куртках, в новых хромовых сапогах. Ступив в Уральск, бригада Плясункова захватила на складах запасы кож и поделила их между бойцами и командирами.
Фрунзе приказал собрать бригаду на смотр. В назначенный день на соборную площадь стали стекаться бойцы. Неровным строем, в шинелях без поясов, со штыками на разных уровнях.
В рыжем натоптанном снегу, под крик галочных стай, сорвавшихся с соборной колокольни, вблизи от базарных рундуков, части стали строиться. Иные роты явились опозданием на полчаса. Один из командиров увёл свой батальон, не дождавшись конца смотра. Он заявил:
— Холодно, и не к чему тут без толку торчать.
За время смотра Фрунзе не произнес ни слова. После смотра он сказал командирам:
— Состояние бригады считаю безобразным. Это толпа, а не войско! Ответственность за это несёте вы. Объявляю строгий выговор всем командирам и комиссарам.
Насупившись, в недобром молчании, командиры и комиссары разошлись. А на утро Фрунзе прислали бумагу с нарочным:
«Командарму-4. Предлагаю вам прибыть в 6 часов вечера на собрание командиров и комиссаров для объяснения по поводу ваших выговоров нам за парад.
Комбриг Плясунков».
Михаил Васильевич отправился на это собрание.
Поехал вдвоём с адъютантом, без оружия, без провожатых. Когда он вошёл в комнату, где собрались командиры и комиссары Плясункова, никто не встал. Некоторые, увидев Фрунзе, злорадно пробурчали:
— Ага!
Не присаживаясь, не здороваясь, Фрунзе сказал:
— Я присутствую здесь не как командующий армии, а как член партии. Командующий армии не может быть на таком собрании. Как член партии, пославшей меня на работу в армию, я заявляю вам: ваше собрание и вызов являются преступными. Вы хотели меня запугать? Царское правительство дважды приговаривало меня к виселице. Вы видите, я пришёл к вам без оружия, — сказал он, распахнув полушубок. — Подтверждаю все свои выговоры и замечания, сделанные на параде, и заявляю вам: если вновь отмечу случаи нарушения дисциплины, буду карать беспощадно, вплоть до расстрела. Нарушая дисциплину, вы разрушаете армию. Советская власть этого не допустит!
Раздались возмущенные крики. Командиры заговорили наперебой. Фрунзе сказал: «До свидания, товарищи!» Он, не оглядываясь, пошел к выходу И все, как один, встали провожать его. Это было признанием его как командарма.
Поздно вечером на квартиру Фрунзе явился Плясунков.
— Что скажете? — спросил Михаил Васильевич. Он встретил Плясункова стоя.
— От лица собрания я прошу вас извинить за наш поступок...
Проводя комплектование частей, пересматривая командно-политический состав, Фрунзе получил сообщение о прибытии в штаб армии Чапаева. И однажды Фрунзе доложили:
— Приехал из Москвы Чапаев, просит его принять.
По комнатам штаба быстро разнеслось:
— Чапаев приехал!
Даже машинистки бросили работу и с любопытством стали выглядывать в коридор.
О Чапаеве ходило множество анекдотов и слухов. Судя по этим рассказам, можно было представить: сейчас ввалится шумный, болтливый, лохматый партизан с хриплым басом, в гимнастерке, расхристанной до пупа, и сядет на стол, на пол или еще что-нибудь в этом роде.
И вот появился стройный красивый человек, свежевыбритый, с тщательным пробором в приглаженных волосах, в хорошо пригнанной, почти щеголеватой одежде; самый подтянутый, самый нарядный из всех, кто был в тот момент в штабе. С безупречной выправкой, став во весь фронт перед Фрунзе, негромким голосом он отрапортовал:
— Чапаев! Явился в ваше распоряжение.
— Садитесь, — сказал Фрунзе.
Скромно, не отрывая глаз от Фрунзе, Чапаев сел. Дверь в кабинет захлопнулась и не открывалась очень-очень долго.
В беседе Василий Иванович рассказал об учебе в военной академии, о причинах ухода из неё, как и о мотивах поступления. И, разумеется, о проведённых им боях в составе IV армии. Михаил Васильевич поделился с Чапаевым результатами своей поездки и впечатлениями от войск. Василий Иванович со знанием дела охарактеризовал командующему части и их командиров. Фрунзе разглядел в нем незаурядного командира. В заключение беседы он объявил о предстоящем наступлении и о назначении В.И. Чапаева командиром Александрово-Гайской бригады и группы.
В тот же день было оформлено назначение, вызвавшее немалое опасение в штабе.
В двухстах пятидесяти километрах от штаба, при плохих средствах связи на самом ответственном участке фронта руководителю группы предстояло действовать почти самостоятельно. Он должен был стать правой рукой командующего армии.
И вот на этот пост Фрунзе назначил человека, которого видел впервые в жизни!
Чапаев не меньше других понимал ответственность назначения. Ни часа не медля, можно сказать, прямо выйдя из кабинета Фрунзе, он отправился в Александров-Гай. Первым, кого он встретил там, был Фурманов. Назначая Чапаева командиром группы, в том же приказе Фрунзе ответил: «Комиссаром группы назначается Дм. Фурманов». Вот как описывает встречу жена Фурманова Анна Стешенко.
...Приехали в Уральск. По дороге от Самары до Уральска слушали легенды о Чапаеве, о его храбрости, что Чапаев не знает отступлений, что он, как орел, носится и побеждает. Хотелось не только слышать, хотелось увидеть Чапаева.
В Уральске вечером получили приказ от Фрунзе о том, что Волков и Шарапов остаются в Уральске, а Фурманов назначается комиссаром Александрово-Гайской группы, командовать которой будет Чапаев. Радости нашей не было конца. Ехать к Чапаеву, к этому легендарному герою, работать с ним — это ли не радость, только скорей туда, к нему.
Две ночи провели в Уральске. На другое утро, распрощавшись с товарищами, мы уехали в Александрово-Гайскую бригаду. Был февраль месяц 1919 года. День и ночь шла стрельба. Начальник политотдела бригады производил впечатление неплохого коммуниста и товарища, но справиться с этими полупартизанскими частями, как он говорил, не представлялось возможности. А части были из полков Стеньки Разина, пугачёвцев и домашкинцев. Этими полками когда-то командовал Чапаев. Отсюда он уехал в академию учиться. На другой день после нашего приезда получаем телефонограмму от Фрунзе о том, что из Александрово-Гайской бригады создаётся 25-я дивизия и командиром её назначается Чапаев.
Дней через пять-шесть на рассвете — стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, настежь открывается дверь и вваливается целая ватага крепких, рослых, краснощеких людей. Среди них человек невысокого роста. Вошёл, сбросил бурку, остался во френче защитного цвета, в оленьих сапогах.
— Здравствуйте. Я — Чапаев.
Я осталась лежать в кровати, а Фурманов вскочил, кое-как натянул на себя одежду. Я же из-под одеяла наблюдала за Чапаевым. Быстрые движения, походка немного лисья, быстрый взгляд. Он подозрительно посмотрел на меня, словно взглядом говорил: «А что это за баба?»
— Жена? — спросил Чапаев.
— Да, — ответил Фурманов.
Я ещё глубже юркнула под одеяло.
— Зачем?
— Она политпросветом будет заведовать.
— А, культуру, значит, садить будет...
На этом разговор закончился.
Несмотря на принятые меры, М.В. Фрунзе к началу марта армию достаточно готовой не считал. Но обстановка, складывающаяся на Восточном фронте, требовала активизации действий. Приказом командарма №012 от второго марта ставилась задача на наступление, на разгром противника и на овладение Лбищенском.
К этому времени пополнились отряды Иваново-Вознесенских ткачей и самарских рабочих. Они были сменой в армейском резерве, первой бригады 25-й дивизии.
Правой группе войск в составе АлександровоТайской бригады и Балаковского полка предстояло овладеть станицей Сломихинская.
Выйти в тыл основной группировке противника и отрезать ей путь отхода. Затем вместе с Николаевской дивизией и 1-й бригадой 25-й дивизии уничтожить основную группировку противника южнее Уральска.
Утром 9 марта 1919 года Фурманов записал: «Часов в 7 я увидел впервые Чапаева. Передо мной предстал типичный фельдфебель, с длинными усами, с прилипшими ко лбу волосами; глаза иссиня-голубые, понимающие, взгляд решитель- ный. Росту он среднего, одет по-комиссарски, френч и синие брюки, на ногах прекрасные оленьи сапоги. Перетолковав обо всем и напившись чаю, отправились в штаб. Там он дал Андросову много ценных указаний и детально доразработал план завтрашнего выступления. То ли у него быстрая мысль, то ли навык имеет хороший, но он ориентируется весьма быстро и соображает моментально. Всё время водит циркулем по карте, вымеривает, взвешивает, на слово не верит. Говорит уверенно, перебивая, останавливая, всегда договаривая свою мысль до конца. Противоречия не терпит. Обращение простое, а с красноармейцами даже грубоватое».
«Доразработав» план бывшего полковника Андросова и его штаба, Чапаев приказал:
«Краснокутскому стрелковому полку выступить в 19.00 9—го марта из Казачьей Таловки на Порт-Артур, откуда, после двухчасового привала (с 23.30 до 1.30 мин.), на Сломихинскую и к 6.00 10-го марта подойти к пункту в 7,5 верстах от неё, установив связь с Интернациональным полком для одновременного удара.
Интернациональному стрелковому полку выступить из Сарыкупа 9-го марта в 22.00 на Моч. Кожан и далее (после привала с 1.00 до 3.00) на Сломихинскую. К 6.00 10-го марта подойти к пункту в 7,5 верстах северо-восточнее Сломихинской и установить связь с Савинским полком.
Савинскому стрелковому полку в 20.30 9-го марта выступить из Вербовского и к 1.00 подойти к месту двухчасового привала — южной оконечности озера Рыбный Сокрыл. К 6.00
10—го марта выйти к М. Кора-Уткуль, в 7,5 верстах юго-восточнее Сломихинской, установив связь с Интернациональным полком для нанесения одновременного удара по противнику.
Артиллерии (прямой наводкой) открывать огонь по взводу от батареи, не допуская одновременного подавления артиллерией противника всей батареи. При обнаружении батарей противника немедленно заставить их замолчать вторыми взводами».
Месяцами не сумевший овладеть Сломихинской, полковник Андросов скептически улыбался. А Чапаев продолжал диктовать, не обращая на это внимание.
Внимательно наблюдал за Чапаевым и Фурмановым. Стоял, присматривался, восторгался им. «Себя он ценит высоко, — заметил он потом в дневнике, — знает, что слава о нем гремит тут по всему краю, и эту славу он приемлет как должное. Через час с ним еду на позицию в Казачью Таловку, где стоит Краснокуц-кий полк. Завтра, в 8 утра, общее наступление».
И далее:
«Поднялся Чапаев быстро со стула.
Все расступились, и он вышел первый — так же, как первым вошел сюда».
Чапаев и Потапов ехали парой лошадей в санках. Фурманов — верхом с тремя сопровождающими всадниками сзади. Ехали споро. В Казачьей Таловке, в сорока пяти километрах были через три с половиной часа. «Таловка была совершенно переполнена: улицы запружены были артиллерией, обозами, конными всадниками; разрушенные хаты были набиты битком красноармейцами. Ревели верблюды, гикали скачущие всадники, кричали, шумели красноармейцы. У костров грели чай, шутили, смеялись, пели песни. Потом одна за другой части начали выступать к Порт-Артуру».
Чапаев провел инструктивное совещание с командирами, а в пятом часу утра снова двинулись в путь. До Порта-Артура восемнадцать километров ехали молча, думали о предстоящем бое.
Порт-Артур, крошечное селение, был полностью разрушен и сожжен. Жители разбежались. Чапаев, не задерживаясь, проследовал дальше, а Фурманову, до этого не имевшего дело с лошадьми, после дальней дороги в седле пришлось на время остаться.
С утра 10 марта, в назначенное приказом время полки повели наступление на Сломихинскую. Краснокуцкий полк был встречен артиллерийским огнем противника, но наступавшие продолжали идти и ускоряли движение. Чапаев тоже шел в цепи и оттуда руководил боем. Разгорелся огневой бой. Противник был хорошо окопан и укрыт за домами. Наступавшие лежали под огнем на снегу и были видны как на ладони. Показалась казачья конница. И только глубокий снег не позволил ей стремительную атаку. Чапаев сориентировался. И перебросил на левый фланг пулемётную команду. Конница была встречена плотным огнем. В рядах конников образовалась свалка, а в следующий момент, неся большие потери, они повернули обратно. Отбив контратаку, артиллеристы стали сближаться с противником, чтобы устремиться в атаку.
Интернациональный полк вышел к Сломихинской с запада и завязал бой на её окраине.
С юга подходил к Сломихинской запоздавший и недисциплинированный Савинский полк. Он «усомнился» в своем командире, который якобы уводит их к противнику. С наступлением они задержались потому, что шумели, «выясняли»... В бою не участвовали и дали противнику отвести свои силы. Возмутительное поведение полка доставило много хлопот Чапаеву. Он руководил боем и постоянно гнал туда гонцов, не имея с полком связи и не понимая, в чем дело.
И все же:
ДОНЕСЕНИЕ ВАСИЛИЯ ЧАПАЕВА В ШТАБ IV АРМИИ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ СТАНИЦЫ СЛОМИХИНСКОЙ
ст. Сломихинская 10 марта 1919 г.,
15 ч 1 мин.
Доношу, что сегодня в 13 часов дня стц. Сломихинская занята войсками Алек(сандрово)-Гайской группы. С нашей стороны потери незначительные. Силы противника в два раза превышают численность наших войск. Техническое вооружение противника: 5 3-дюймовых орудий и одно 11,2 дюйма и более 30 пулеметов. Противник отступил по направлению Map Таз-уба, 2 5 вёрст северо-восточнее Сломихинской.
Комбриг ЧАПАЕВ
Военком ФУРМАНОВ
Со взятием Сломихинской пришлось заниматься укреплением дисциплины и в Александрово-Гайской группе. Обнаружилось, что некоторые воины допускали случаи грабежей населения. Позволяли себе брать вещи, даже совершенно ненужные, «просто так», по распущенности. Узнав об этих случаях, Чапаев распорядился утром следующего дня провести митинги во всех полках. Красноармейцы поклялись больше такого не допускать и бороться с этим злом в своей среде самым беспощадным образом.
Оказалось, что бывший командир бригады — Андросов, начальник штаба бригады и другие командные лица напились и вели себя не достойно. Чапаев распорядился арестовать их и отправить в Александров-Гай. Но начальник политотдела бригады Ефимов занял неправильную позицию по укреплению дисциплины. Его возмутили не случаи грабежей населения и пьянства бывшего бригадного начальства, а крутые меры, принятые Чапаевым для удаления недостойных руководителей. И все же, признавая арест правильным, он в то же время заявил, что Чапаев вносит анархию и дезорганизацию и что работать с ним он не желает. Между Ефимовым и работником политотдела армии Мюратом по поводу этого ареста произошел разговор по прямому проводу:
Мюрат: Зав. политотделом армии тов. Кучмин предлагает сообщить подробности ареста штаба бригады, так как из политических известий ничего толком понять невозможно. Сообщите, можете ли из ваших сотрудников назначить временно заведующим политотделом до приезда нового?
Ефимов: Я сообщал, что начальник бригады и начальник штаба, зав. оперативным отделом, комендант станицы Сломихинская, врид политкома бригады арестованы помощником политкома кавалерийского дивизиона за пьянство. Арестованы они при выходе из штаба бригады. Политком связи, тоже бывший в пьяном виде, скрылся неизвестно куда. Пять арестованных под конвоем прибыли в Александров-Гай. Штаб бригада тоже прибыл в Александров-Гай.
Прошу Вас, чтобы Вы назначили вместо меня политкома бригады. Я не хочу работать в этой должности с партизана ми. Желаю остаться зав. политотделом. На должность по литкома бригады временно можно назначить одного из сотрудников или комиссаров части. Сейчас затрудняюсь назвать кого, так как сейчас в бригаде полный хаос. Завтра созываю собрание всех политкомов и политсотрудников, тогда только могу сказать, кого назначить врид комиссаром бригады, но боюсь, что желающих заступить на эту должность, возможно, не окажется, так как все сотрудники и по литкомы резко осуждают дезорганизованность и взгляды на армию чапаевских помощников, которые находятся в бригаде в частности, вновь назначенный начальником бригады Потапов.
Мюрат: За сведения благодарю. Вызывать охотников на Вашу должность не рекомендую. Скажите, Ваш уход объясняется последней причиной или есть еще другие?
Ефимов: На три четверти повлияли последние, путаные распоряжения штарма IV и анархия, внесенная Чапаевым. Об этом завтра представлю протокол нашего заседания. Кроме того, я занимаю две должности, истрепался нервами и думаю, что необходима моя замена другим, более хладнокровным работником. А меня прошу заменить как в должности политкома бригады и в последующем заведующего политическим отделом.
Мюрат: Скажите, существует единство мнений по отношению к чапаевцам между Вами и Фурмановым? А также как относитесь к аресту штаба бригады, и не примешано ли тут что-нибудь другое? Рекомендую по окончании разговора взять ленту нашего разговора. Вопросы, поднятые Вами, поставлю на обсуждение и отвечу завтра.
Ефимов: Между мною и Фурмановым почти не было никакого разговора о Чапаеве, за исключением моих слов, что я с Чапаевым работать не могу. Арест поименованных лиц произведен правильно, так как некоторые бесчинствовали и были в бессознательном состоянии. Как работники они сейчас были бы ввиду перегруппировки крайне необходимы.
Противник предпринял наступательные действия на город Новоузенск. Ему противостояли только небольшие силы, собранные новоузенским военкомом. И успешное наступление белых могло привести к захвату Новоузенской и Александрово-Гая, к нарушению железнодорожного сообщения с Саратовом и Уральском, к срыву наступления на Лбищенск. От Чапаева срочно потребовалось перегруппировать свои силы навстречу противнику.
Фурманов записал в своём дневнике:
На сколько он быстр в решениях, настолько же твёрд и в проведение этих решений. Своё дело знает, в себя верит крепко, в чужих советах не нуждается и делает все самостоятельно. Работник он неутомимый. Голова не знает иных забот, кроме своего дела. Оно его поглощает всецело. В ночь моего отъезда, например, он сидел до 6 часов утра и все разрабатывал план переброски полков на Шильную Балку, писал приказы, говорил по прямом)' проводу с центром, а меня будил через каждый час, чтобы подписать тот или иной приказ. Работник, повторяю, неутомимый. Инициативы в нем много. Ум у него простой и ясный, схватывает все быстро и схватывает все за самую сердцевину. В нем все простонародно и грубо, но и все понятно. Лукавства нет, за лукавство можно по ошибке принять требуемую иногда обстоятельствами осторожность. Словом, парень молодец. Натура самобытная, могучая и красивая.
Тринадцатого марта через дежурного по штабу армии Чапаев доложил, что путь в той местности испортился совершенно. Дорога на Лбищенск через Чижинские разливы залита водой. Люди в валенках. На санях ехать невозможно, фургонов нет. Выступить на Лбищенск ранее чем через четверо суток не сумеет. Главные силы направлены на Шильную Балку, и на их возвращение потребуется не менее четырех суток. В Сломихинской же всего восемьсот человек, с которыми идти на Лбищенск, при всей слабости противника, недопустимо. К тому же через четыре дня Чижинские разливы отрежут путь и, в случае неуспеха и вынужденного отхода, люди могут погибнуть. От Сломихинской до Шильной Балки, как и до Лбищенска, сто пятьдесят верст. Для перехода всеми силами потребуется десять суток. Наступление станет возможным, если в течение недели наступят морозы.
ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО 4 АРМИЕЙ
М.В. ФРУНЗЕ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОСТОЧНЫМ ФРОНТОМ С.С КАМЕНЕВУ
О РЕЗУЛЬТАТЕ НАСТУПЛЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВО-ГАЙСКОЙ И УРАЛЬСКОЙ ГРУПП
№ 0656 13 марта 1919 года
В дополнение к разновременно представлявшимся донесениям докладываю, что за первый период наступательной операции армии в течение с 8-го по 10-е марта Александрово-Гайская группа, выдвинувшись около 40 вёрст, овладела 10-ю селениями, в том числе Сломихинской, являющейся весьма важным узлом дорог, а Уральская группа продвинулась по р. Урал свыше тридцати вёрст до Скворкино включительно, овладела 24-мя селениями. Помимо этого трофеи армии составляют около восьмисот пленных, часть которых сдалась добровольно на конях с вооружением. Из предметов материального снабжения захвачены походные кухни, телеграфная и телефонные станции и гурт скота.
Командарм и член Реввоенсовета 4 ФРУНЗЕ и
помкомандарма НОВИЦКИЙ
В тот же день Чапаев получил ответ от Фрунзе: «Сегодня Уральской группой занят Скворкин, где опять сдалось двести человек. Это доказывает полную деморализацию противника и диктует вместе с тем необходимость скорейшего окончательного удара. Я хочу не допустить отхода хотя бы части сил его к югу и главное — увоза оружия. Вот почему при первой возможности атакуйте. Ничего больше сказать не могу, полагаясь на то, что, зная общую задачу, Вы сами на месте решите, как её лучше исполнить».
На следующий день Чапаев подал рапорт в Реввоенсовет ГУ Армии...
РАПОРТ В.И.ЧАПАЕВА В РЕВВОЕНСОВЕТ IV АРМИИ О НЕОБХОДИМОСТИ ПРИСЫЛКИ ПОЛИТРАБОТНИКОВ В ПОЛКИ АЛЕКСАНДРОВО-ГАЙСКОЙ ГРУППЫ
№8 14 марта 1919 года
Полки Александрово-Гайской группы политически совершенно не воспитаны, почему прошу Ревсовет о разрешении из политических десяток взять нужное количество людей, влить в полки для агитации и продуктивной политической работы.
Начгрупы ЧАПАЕВ
Военполитком РОСТОВЦЕВ
Понимая общую задачу армии, Чапаев принимал все меры, стремясь выполнить приказ. Но всё было тщетно. Через сутки он доложил, что наступление на Лбищенск приостановлено. Дороги совершенно испортились, кругом вода и сошел весь снег. Лошади в санях падали через каждые пять верст. А через Чижинские разливы перебраться вообще невозможно. Направленные эскадроны батальон пехоты перейти их не смогли. По сведениям местных жителей до мая выйти к Уралу будет невозможно. Чапаев просил распоряжения сформировать транспорт для летней операции или перебросить его на другой участок, так как бездействовать целый месяц не представляется возможным. Дислокацию группы пока наметил в Сломихинской Киргизской Таловки, Шильной Балки и Чижинском 3-м, так как более остановиться негде. На донесении — резолюция Фрунзе: «Действия Алтайской группы, по-видимому, засыпались. Надо заботиться подготовкой к дальнейшим операциям».
19-го марта Лбищенск все-таки был взят. Фрунзе сообщал Каменеву: «В одном переходе от Лбищенска, где бой шел почти целый день и где он переходил в наступление, у нас в 1-й бригаде 25-й дивизии выведен из строя почти весь командный состав, и вообще потери значительные, но и противник)' досталось здорово. Указанную бригаду отвожу в тыл для отдыха и пополнения, а также для подготовки к будущим операциям».
На это С.С. Камнев ответил Фрунзе:» Работа вашей армии превзошла все ожидания — единственная светлая страница наших дней фронта. Меня бы очень устроило, если бы 1-я бригада расположилась в районе Кинель, но опасаюсь, что она самарская и как бы тут вновь не вернулись старые её слабости, привязанности к месту. Вот из-за этого приходится довольствоваться, если она расположится где-либо между Самарой и Саратовом, хотя если опасений в этом отношений у вас нет, то Кинель особенно желателен исключительно из-за обстановки на фронте».
Бригада была направлена в Кинель. В тяжелейших условиях весенней распутицы войска армии поставленную задачу выполнили достойно.
В обращении Фрунзе 19-го марта говорилось: «Войска IV армии овладели районами Лбищенской и Сломихинской, ближайшая поставленная им задача, таким образом, выполнена. Главные силы врага разбиты и рассеиваются на мелкие отряды.
Поздравляю все части геройской IV армии с победой. Отмечаю высокодоблестное поведение при тяжелой обстановке всего состава войск, начиная от рядовых и кончая командирами.
Особо должен отметить деятельность частей 1-й бригады 25-й дивизии, потерявших за время многодневных боёв значительную часть командного состава и тем не менее геройски бивших и гнавших врага вплоть до Лбищенска.
Именем рабоче-крестьянской Советской России приношу благодарность всему составу войск Уральской и Александрово-Гайской групп. Россия труда может быть гордой своими товарищами».
По итогам боевых действий 4-й армии в зимний период 1918-1919 годов видно: её частями были освобождены Уральск, Сломихинская, Лбищенск и большой район Уральской области. В проведенных боях контрреволюционное казачество понесло тяжелое поражение. Но и на этот раз ему удалось избежать полного разгрома. Теперь полки 4-й армии снимались с уральского участка фронта и направлялись на борьбу против войск адмирала Колчака. Для Уральского казачества это означало большую передышку...
Источник: Евгения Чапаева. Мой неизвестный Чапаев. М.: Корвет, 2005
